Именное составное сказуемое в повести Н.С. Лескова Очарованный странник

А знаешь что, Иван Северьянов, так и так, ведь дела мои очень плохи.

(С. 307). (Пример единичный)

В сказуемых с формами прошедшего времени глагола быть краткая

форма может быть заменена полной формой. Краткая форма указывает на наличие

у лица или предмета признака, являющегося его характерным и определяющим

свойством.

А я на это ловок был, и хотя вожжи от дышловых, которыми надо

спускать, в руках кучера, но я много умел отцу помогать (с. 232).

Краткое имя прилагательное в сказуемом может сочетаться с формами

прошедшего времени полузнаменательных глаголов со значением эпизодического

или временного пребывания в состоянии: бывать, показаться, оказаться,

оставаться, остаться, очутиться, сделаться, стать, становиться, прийтись и

некоторые другие.

Данные сочетания полузнаменательного глагола с краткой формой имени

прилагательного встречаются главным образом у писателей XIX века, к которым

и принадлежит Н.С.Лесков.

Он как-то мне неверен показался...(275). (пример единичный).

В современном русском языке происходит замена в данных конструкциях

имени прилагательного в краткой форме полной формой прилагательного в

творительном падеже.

Присвязочный компонент - имя прилагательное в полной форме в

именительном падеже.

Полное имя прилагательного в именительном падеже широко употребляется

в составном сказуемом. Такое употребление представляет собой явление

развивающееся, и полные формы закрепляются там, где еще в XIX веке обычным

было употребление кратких форм прилагательных [ ]. Полные

прилагательные употребляются с полузнаменательными глаголами бывать, стать,

оставаться, сделаться и некоторые другие. Так же, как сказуемые, включающие

краткие формы имен прилагательных, сказуемые имеющие в своем составе полные

прилагательные, делятся на две группы:

1) сказуемые, в которых полная форма имени прилагательного является

единственно возможной и не может быть заменена краткой формой;

2) сказуемые, в которых такая замена возможна, но употребление полной

формы определяется теми или иными грамматическими и смысловыми условиями.

1) В тексте повести Н.С.Лескова редко встречаются предложения, в

которых именная часть, представленная полными формами имени

прилагательного, не может быть заменена краткой формой того же

прилагательного, потому что сказуемое выражено относительным

прилагательным, вообще не образующим кратких форм.

Так мы и разошлись, и я было пришел к заседателю, чтобы объявиться,

что я сбеглый, но только рассказал я эту свою историю писарю, и тот мне

говорит:

- Дурак ты, дурак: на что тебе объявляться, есть у тебя десять

рублей? (С. 238) .

2) В тексте "Очарованный странник" много предложений, в которых

замена полной формы имени прилагательного краткой формой того же

прилагательного с грамматической точки зрения возможна.

В предложениях со значением настоящего времени полной формы

прилагательных в сказуемом употребляются в тех случаях, когда признак

приписывается предмету как качество, свойственное ему на всем протяжении

существования данного предмета.

Должность нелегкая; за дорогу, бывало, несколько раз такие перемены

происходят, то слабеешь, то исправишься, а дома от седла совсем уже как

неживого отрешат и станут давать хрен нюхать...(с. 230).

Но только Савакирей тут же вскоре последний разок на меня замахнулся,

а уже удавить не мог, сам, как кукла, на меня вперед, и упал: посмотрели, а

он мертвый...(257).

Полное имя прилагательное в сказуемом выступает в сочетании с формами

прошедшего времени вспомогательного глагола быть, полузнаменательных

глаголов бывать, стать, сказаться, остаться, сделаться и некоторые другие.

Значение формы глагола в рассматриваемых предложениях не одинаково. Они

могут: 1) выполнять только служебную функцию указания на время и

наклонение, т.е. быть чистой связкой; 2) совмещать со служебным значением

указания на время и наклонения оттенок лексического значения бытия,

существования, наличия в плане прошлого. В первом случае признак,

выраженный именем прилагательным, обычно воспринимается как временный,

непостоянный, случайный, во втором случае признак, выраженный именем

прилагательным, воспринимается как постоянное свойство предмета.

1) Я и еще одну позволил и сделался очень откровенный...(с. 276).

Оно,- говорит,- говорит так и надлежит, чтобы это мучение на мне

кончилось, чем еще другому достанется, потому что я, - говорит, - хорошего

рода и настоящее воспитание получил, так что даже я еще самым маленьким по-

французски богу молился, но я был немилостливый и людей мучил, в карты

своих крепостных проигрывал; матерей с детьми разлучал; жену за себя

богатую взял и со света ее сжил...(с. 287).

Теперь эти имения при молодых господах расплылись, но при старом

графе были очень значительные. (с. 228).

2) графиня, которая меня за кошкин хвост сечь приказала, уже померла,

а один граф остался, но тоже очень состарился, и богомольным стал, и

конскую охоту оставил. (с. 277).

Присвязочный компонент - имя прилагательное в форме сравнительной

степени.

В тексте повести "Очарованный странник" встретилось предложение, в

котором присвязочный член выражен прилагательным в форме сравнительной

степени. Форма сравнительной степени указывает на качество субъекта,

проявляющееся в большей степени, чем в другом предмете.

Там, где степь ковылистее, она все-таки радосней; там хоть по увалам

кое-где изредка шалфей сизеет или мелкий полынь и чебрец пестрит белизну, а

тут все одно блыщание... (с. 264).

Присвязочный член, выражен местоимением или включает в свой состав

местоимение.

В тексте повести встретилось предложение, в котором присвязочный член

выражен местоимением.

И как он подошел, я его взял за плечи, и начинаю рассматривать, и

никак не могу узнать: кто он такой? (с. 291). (пример единичный).

Присвязочный член - действительное причастие.

В "Очарованном страннике29.

22.Руднев А.Г. Синтаксис современного русского языка. -М., 1963.

"Н.С.Лескова можно выделить предложение, в котором присвязочный член

выражен действительным причастием в форме именительного падежа. Пример в

тексте единичный.

- Нет, - отвечают, - ты, чадо, нас в это не мешай, мы во Христе, а во

Христе нет ни ельни, ни жид: наши земляки все послушенствующие (с.268).

ГЛАВА III. ПУТИ-ДОРОГИ "ОЧАРОВАННОГО СТРАННИКА"

Дерзко пренебрегая "всеми педантическими условностями беллетристики",

Н.С.Лесков блистательно реализует в "Очарованном страннике" художественные

открытия "Воительницы", "Соборян", "Замечательного ангела" и создает

подлинный шедевр, достигая здесь той степени целостности и художественного

совершенства, той согласованности всех компонентов произведения, когда

ничего нельзя ни убавить, ни прибавить, ни поменять местами [1,64].

По яркости и этической широте повествования "Очарованный странник"

относится к лучшим повестям Лескова.

Рассматривая повесть в контексте предшествовавших ей произведений:

нетрудно найти в них те зерна, из которых и прорастают художественные

идеи "Очарованного странника".

"...Тяжело ему ношу, сонную дрему весть, когда в нем одна тысяча

жизней горит", - говорит в романе-хронике Лескова "Соборяне" протопоп

Савелий Туберозов о своем друге, богатыре Ахилле Десницыне, как бы по

недоразумению носящему дьяконскую рясу. Возможности, заложенные в натуре

Ахилла, безграничны.

Но победить "сонную дрему", избавиться от ее пут и прожить отпущенную

природой "тысячу жизней" удается уже "очарованному страннику" Ивану

Северьянычу Флягину. Внешнее и внутреннее сходство этих героев очевидно:

Флягин - это Ахилла, отправившийся из замкнутого мирка старгородской жизни

в бескрайний и нескончаемый путь.

В новой повести жизнь героя представляет собой цепь приключений,

столь разнообразных, что каждое из них, являясь эпизодом одной жизни, в то

же время может составить целую жизнь. Форейтор графа К., беглый крепостной,

нянька грудного ребенка, татарский пленник, конэсер у князя-ремонтера,

солдат, георгиевский кавалер - офицер в отставке, "справщик" в адресном

столе, актер в балагане, и, наконец, инок в монастыре - и все это на

протяжении одной жизни, еще не завершившейся.

Само имя у героя оказывается непостоянным: "Голован" - прозвище в

детстве и юности; "Иван" - так зовут его татары; под чужим именем Петра

Сердюкова служит он на Кавказе. И, наконец, ставши иноком зовется "отец

Измаил", оставаясь тем не менее всегда самим собой - русским человеком

Иваном Северьянычем Флягиным.

Создавая этот образ, Н.С.Лесков не забудет ничего - ни детской

непосредственности Ахиллы, ни своеобразного "артистизма" и узкого

"патриотизма" "воительницы", понадобятся ему и "выходы" (закон) Никиты

Рачейского. Но к концу повествования незаметно слабеет впечатление от

неприглядного облика героя и читатель видит поднимающуюся во весь рост

гигантскую фигуру, благородного в поступках и бесстрашного перед лицом

смерти. Впервые у писателя личность так многогранна, так свободна, так

отпущена на свою волю.

Безгранично рассматривается художественное пространство повести, и

мотив дороги, возникающий в "Соборянах" и "Запечатленном ангеле":

становится теперь ведущим. Корела, Орловщина, Подмосковье, Карачев,

Николаев, Пенза, Астрахань, Каспий, Курск, Кавказ, Петербург. Соловецкие

острова - такова "география" повести, определившаяся путями-дорогами Ивана

Северьяныча Флягина. В самом странничестве лесковского героя есть

глубочайший смысл; именно на дорогах жизни вступает "очарованный странник"

в контакт с другими людьми, нечаянные эти встречи ставят героя перед

проблемами, о самом существовании которых он прежде и не подозревал

[2,37].

В обрамлении к рассказу Флягина возникает ситуация, знакомая по

"Запечатленному ангелу" ситуация случайного объединения людей (ситуация,

которая станет господствующей в "Очарованном страннике"): "Мы плыли по

Ладожскому озеру от острова Коневца к Валааму и на пути зашли по

корабельной подробности в пристань к Кореле". Героем повести, ее настоящим

центром становится один из пассажиров, неожиданно вступивший в разговор.

Иван Северьяныч Флягин с первого взгляда поражает своей оригинальностью:

"Это был человек огромного роста, с смуглыми открытым лицом и густыми

волнистыми волосами свинцового цвета; так странно отливала его проседь...

он был в полном смысле слова богатырь, и притом типический, простодушный,

добрый русский богатырь, напоминающий дедушку Илью Муромца в прекрасной

картине Верещагина и в поэме графа А.К.Толстого. Казалось, что ему бы не в

рясе ходить, а сидеть бы ему на "чубаром" да ездить в лаптищах по лесу и

лениво нюхать, как "смолой и земляникой пахнет темный бор". Флягина

невозможно не заметить на маленьком пароходе.

История о сосланном в эти места дьячке, повесившемся от скуки, не

вызывает ни у кого из слушателей ни удивления, ни сострадания, настолько

она обычна. Единственное, о чем сокрушается один из пассажиров, суеверный

купец, "что дьячку за самоубийство на то том свете будет", так как за

самоубийц "даже молиться никто не может". Новая точка зрения оказывается

неожиданной - богатырь-черноризец утверждает, что есть такой человек,

который все их положения самым легким манером очень просто может

поправить". Таким человеком оказывается " попик-прегорчающий пьяница,

которого чуть было не расстреляли". В рассказе Флягина "запивашка" -

попик собирается наложить на себя руки, чтобы спасти семью. И этот человек

оказывается истинным праведником, угодным богу: "Этакий человек всегда

таковым людям, что жизни боренья не переносят, может быть полезен, ибо он

уже от дерзости своего призвания не отступит и все будет за них создателю

докучать и тот должен будет их простить".

За внешним комизмом рассказа скрывается проблема: кто такие самоубийцы-

самоуправцы, самовольно распоряжающиеся дарованной богом жизнью, или

мученики не перенесшие "борения жизни". Тема самоубийства помогает

поставить вопрос о степени зависимости человеческой личности от

неблагоприятных житейских положений. Не случайно она снова и снова

возникает на страницах повести как сигнал общего неблагообразия,

неблагополучия жизни. Трижды на разных этапах своего жизненного пути

рассказчик приходит к мысли покончить с собой. Хочет наложить на себя руки,

переживая странное крушение любви красавица цыганка Груша. В лесу у

монастыря удавился какой-то "жид". Каждый из этих эпизодов важен только

сам по себе, но и как частица целого - русской жизни в ее специфически

национальном выражении.

Рассказ об укрощении коня как будто вовсе не связан с двумя

предыдущими, но его финал - гибель укрощенного коня ("... гордая очень

тварь был, поведением смирился, но характера своего, видно, не мог

преодолеть") снова вызывает в памяти смерть ссыльного дьячка. И здесь и

там налицо насилие над свободным от природы существом. И человек и

животное, проявившие непокорство, сломлены и не могут этого перенести.

Художественная мысль о необходимости борьбы с жизнью и разных

последствиях сопротивления ей не замыкается в этих трех категориях. Можно

обнаружить ее следующее звено в характеристике диких коней, покупаемых

для конного завода. От смирных заводских лошадей их отличают сильные

характеры, "веселая фантазия". Как обратить это на пользу и потребу жизни,

как примирить любовь к воле, и ненависть ко всякого рода утешениям с

потребностями самой жизни, которая нуждается и в сильных характерах, и в

"веселой фантазии"? "Ведь из степных дикарей которые "все это воспитание

и науку вынесут ... такая отборность выходит, что никогда с ними никакой

заводской лошади не сравниться по ездовой добродетели". "Борения жизни"

оказываются не только губительными, но и благотворными. Так читатель

подготавливается к восприятию истории очарованного странника как поисков

гармонии между самобытностью стихийной силой личности и требованиями самой

жизни, ее законами.

С рассказа об укрощении коня начинается собственно повествование об

"обширной протекшей жизненности" Флягина, и этот эпизод не случайно "вынут"

из последовательной цепи событий. Это как бы своеобразный пролог к

жизнеописанию героя, выполняющий, по справедливому замечанию

Т.А.Чередниковой, подсказывающую функцию. Читатель узнает, что иноческий

подрясник - не постоянное одеяние героя. Богатырь-черноризец, подобно

фольклорному герою, обладающий талантом тонкого знатока и ценителя

лошадей, посрамляет иностранца, всемирно известного укротителя.

Одновременно с этим по истории с Рареем, рассказанной с добродушной

откровенностью, можно заключить, что герой наивен, иногда даже несколько

комичен. Уже в этом рассказе присутствует элемент фантастики, в которую

свято верит герой. Он свято верит в незыблемую силу предопределения. Это

вера выражает народные представления о судьбе, о доле, изменить которую

человек не властен"[ ].

Иван Северьяныч Флягин живет по преимуществу не умом, а сердцем, и

потому ход жизни властно увлекает его за собой, потому-то столь

разнообразны обстоятельства, в которые он попадает, который проходит герой

повести, - это поиски своего места среди других людей, своего призвания,

постижение смысла своих жизненных усилий, но не разумом, а всей своей

жизнью и своей судьбой.

Мягкость, доброта и правдивость, полное отсутствие корыстных расчетов

и выглядят в меркантильный век как глупость и являются причиной многих

поворотов в судьбе героя.

Флягин сначала и не помышляет самовольно изменить свою участь.

Пророчество засеченного монашка о неминуемых переменах в его судьбе герой

всерьез не принимает. Оглядываясь на пройденный путь, Иван Северьяныч

убежден, что "соблазн бродить" он получил от цыгана, спасшего его от

петли. В петлю же Голован из-за наказания за отрубленный кошкин хвост,

которое придумал немец-управитель: "с конюшни долой и в аглицкий сад для

дорожки молотком камешки бить". Наказание это оказывается непереносимым

именно потому, что Флягин отлучен от любимого дела и обречен на

бессмысленную работу.

Цыган-спаситель приглашает Флягина с собой, имея на то свой расчет -

кражу коней. Но Флягин "не удержится" в разбойниках не потому, что уступает

цыгану в ловкости или силе, а потому, что не способен к обману, хитрости.

И в няньках, то есть в должности, с точки зрения здравого смысла,

самой дурацкой, комически несообразной с полом и физическим обликом

Флягина, он окажется потому, что сам рассказал нанявшему его барину, что он

"сбеглый" и что паспорт у него фальшивый.

Но в нравственном развитии героя история службы в няньках приобретает

сугубую важность. Флягин в этих необычных обстоятельствах делает первые

шаги в освоении мира, своей и чужой души, и поступки героя только на

поверхностный взгляд кажутся лишенными всякой логики и обоснования.

Оказавшийся вне традиционных связей, не имеющий возможности применить

свою богатырскую силу, герой как бы попадает в сказочную ситуацию сонного

царства. Служба в няньках становится одним из испытаний, которые предвещает

Флягину в пророческом сне монашек ("...будешь ты много раз погибать и ни

разу не погибнешь...), - испытание бездействием, физическим и душевным

оцепенением. Сказка, которая одолевает Флягина, проводящего целые дни на

берегу лимана с грудным ребенком и козой, и есть для богатыря тяжелая ноша

"сонной дремы жизни". И "страшное мечтание", которое ему приносит теплый

ветер со степи, оказывается призывом самой природы освободиться от чар

сонного царства: "...вижу какие-то степи, коней и все меня будто кто-то

зовет и куда-то манит: слышу, даже имя кричит: "Иван! Иван! Иди, брат

Иван!" Встрепенешься, инда вздрогнешь и плюнешь: тьфу, пропасти на вас нет,

чего вы меня вскликались! оглянешься кругом: тоска, коза уже отойдет

далеко, бродит, травку щипет, да дитя закопано в песке сидит, а больше

ничего... Ух, как скучно! пустынь, солнце да лиман, и опять заснешь, а оно,

это течение с поветрием, опять в душу лезет и кричит: "Иван! пойдем, брат

Иван!"

В этих снах как их продолжение вновь, уже в третий раз, возникает

видение засеченного монашка. Если при первом своем появлении монашек

напоминает герою о материнском обете богу и дает пророческое предсказание

("...придет твоя настоящая погибель, и ты тогда вспомнишь материно обещание

за тебя и пойдешь в чернецы"), во второй раз предостерегает его и ставит

перед необходимостью собственного выбора: идти в монастырь или оставаться в

миру, и Флягин выбирает последнее, то в этом третьем сне монашек уже зовет

его идти дальше: "Пойдем, Иван, брат, пойдем! тебе еще много надо терпеть,

а потом достигнешь".

И следуя велению своего сердца, герой снова оказывается без крова и

пристанища: он бежит от хозяина вместе с барыгой и ремонтером, но тот не

может держать при себе беспаспортного беглеца. Поскольку Флягину идти

некуда, он опять собирается было "объявится" в полицию, но случайно

попадает на конскую ярмарку.

В рассказе Флягина вдруг возникает особый экзотический мир: "Выхожу

за Суру за реку на степь, где там стоят конские косяки, и при них же тут и

татары в кибитках. Разные - и штатские, и военные, и помещики, которые

приехали на ярмарку, все стоят, трубки курят, а посереди их на пестрой

кошме сидит тонкий, как жердь, длинный степенный татарин в штучном халате и

в золотой тюбетейке." На вопрос Флягина: "что это такой за важный татарин,

что он один при всех сидит? - случайный собеседник, ярморочный

завсегдатай отвечает: "Нешто ты... его не знаешь: это хан Джангар ...

первый степной коневод, его табуны ходят от самой Волги до самого Урала

во все Рынь-пески, и сам он, этот хан Джангар, в степи все равно что царь".

Здесь, на ярмарке, где встречаются оба народа, хан Джагар устраивает

всякий раз своеобразное представление, и затевает он его с определенной

целью.

"Азиатская" хитрость хана Джагара состоит в том, что самую лучшую

лошадь, предварительно установив за нее предельно высокую цену, он пускает

"наперепор"; двое порются нагайками, и лошадь достается тому, кто окажется

более стойким. "Азиатскую практику" таких поединков рассказчик изучает,

наблюдая за единоборством татар - Чепкуна Емгурчеева и Бакмея Отучева.

Потом Иван Северьяныч сам вступает в бой за красавицу лошадь. Но поединок

рассказчика и татарина Савакирея в принципе отличается от поединка Чепкуна

Емгурчеева и Бакмея Отучева. Там это обычное разрешение спора за лошадь,

здесь же - соперничество представителей разных народов. Именно поэтому эта

борьба не на жизнь, а на смерть: Савакирей бьется до конца, до смерти,

потому что "хотел благородно вытерпеть, чтобы позора через себя на

азиатскую нацию не положить..."

Победа над Савакиреем неожиданно оборачивается для Флягина десятью

годами татарского плена. В плену Флягина гнетет не убогость материального

быта, а бедность переживаний и впечатлений: "...гляжу на степи ... одну

сторону и в другу. - все одинаково... Знойный вид, жестокий; простор - краю

нет; травы, буйство; ковыль белый, пушистый, как серебряное море,

волнуется, и по ветерку запах несет: овцой пахнет, а солнце обливает, жжет,

и степи, словно жизни тягостной, нигде конца не предвидится, и тут глубине

дна нет... Зришь сам не знаешь куда, и вдруг перед тобой отколь ни

возьмется, обозначается монастырь или храм, и вспомнишь крещеную землю и

заплачешь..."

Герой постоянно сравнивает "свое" и "чужое". Признавая в чужом

поэтичность там, где она есть, Иван Северьяныч поэтизирует в своем, на

первый взгляд, будничное, бытовое: "...эх, а дома у нас теперь в деревне к

празднику уток, мои, и гусей щипят, свиней режут, щи с замешкой варят

жирные-прежирные, и отец Илья наш священник, добрый-предобрый старичок,

теперь скоро пойдет он Христа славить, и с ним дьяки, попадьи и дьячихи

идут, и с семинаристами, и все навеселе..." Сквозь конкретность бытовых

мелочей в воспоминаниях Ивана Северьяныча просвечивает память о общих

праздниках и буднях об их национальном своеобразии.

Воскрешение прошлого в воспоминаниях и мечты о побеге и становятся

содержанием духовной жизни Флягина в плену.

Слушателям непонятно, почему рассказчик не испытывает отцовского

чувства к своим детям, не скучает даже о тех своих женах, которых

"сожалел", не испытывает ни малейшей привязанности ни к кому - он,

защищавший голубков и полюбивший чужого ребенка. Но то обстоятельство, что

татары люди не христианской веры, начисто снимает вопрос для Флягина о

каких-либо моральных обязательствах по отношению к своим татарским женам и

детям: "Они были без всяких церковных таинств, и я их за своих не

почитал."

Флягин ни на минуту не перестанет ощущать себя пленником, и этот народ

так и остается чужим для него. Когда через много лет он будет воевать с

"татарами" на Кавказе, в его отношении к ним не будет и следа памяти об

общей жизни.

В дальнейшем повествовании появляется цепочка эпизодов, чрезвычайно

существенных для выражения авторской мысли, - о существе и значении

религиозных представлений для народной жизни. Наивность героя, его

непосредственное отношение ко всему, что ему открывается в жизни позволяет

автору, так же как в "Запечатленном ангеле", поставить вопрос о сущности

борьбы разных вер, показать ее трагические последствия.

Можно ли и нужно ли называть одному народу то, что свойственно

жизненному укладу другого? Есть ли моральное оправдание проповедничеству,

которым занимаются в Рынь-песках русские и другие миссионеры? Трагический

конец одного из миссионеров не вызывает у читателей сострадания. "Старый

жидовин" (еврейский миссионер) выглядел бы действительно трагическим

мучеником, если бы не одна деталь. "Жидовин ... клялся, что денег у него

нет, что его бог без всего послал, с одной мудростью". Ореол мученичества,

однако разрушается всего лишь одной репликой рассказчика: "Ну а деньги у

этого жидовина все-таки ведь были" [3,149].

С этой теснейшим образом связана еще одна история, содержащая

комические перипетии с Талафой, были неизвестно какого народа. Он оказался

фейерверком, то есть фикцией, и служит орудием в руках авантюристов и в

этом качестве используется и рассказчиком, разгадавшим хитрость "хиляков".

Вот тогда-то все неожиданно удается: и побег, и даже обращение татар в

свою веру.

Три последующих диалога о вере (с "чувашиком", с русским рыбаком, с

отцом Ильей) открывает нелепость, ненужность и даже вред противоборства

религий, разобщающих людей, уродующих их взаимоотношения.

Святая Русь, к которой так стремился рассказчик, отмечает возвращение

блудного сына своеобразно - плетьми: "Высекли в полиции и в свое имение

доставили", граф "велел ... еще раз дома высечь". И вслед за этим

неожиданное обретение свободы: приказание графа отпустить на оброк. Герой

снова в пути, вне всяких человеческих связей, без пристанища и без денег.

Но "русский человек со всем справится", и Иван Северьяныч и на этот раз

находит выход: знаток лошадей, он становится консультантом на ярмарках.

Однако здесь подстерегает его новое бедствие: "и везде бедных людей

руководствую и собираю себе достаток и все магарычи пью".

Рассказчик наивно убежден, что от "усердного пьянства" его избавляет

"магнетизер". Во всех подробностях он рассказывает слушателям про свой

последний "выход", о котором ему "даже теперь вспомнить страшно.

М.П.Чередникова в своей работе подробно исследует реалистические

мотивировки "наваждения", которого до конца жизни не может объяснить себе

рассказчик [ ]. Однако лесковский мир все-таки сопротивляется слишком

прямолинейному анализу, так как при этом утрачивается атмосфера

загадочности, волнующего предчувствия, которые ему свойственны и особенно

ощутимы в рассказе очарованного странника о "магнетизере" и цыганке Груше.

При всей комической несообразности предпринятого "магнетизером"

лечения Флягина от запоя, он на самом деле раз и навсегда избавляет

Флягина от запойной страсти, открыв ему "красу природы совершенство" и

действительно дает в жизни "новое понятие". "Лонтрыга", "пьяничка", "самый

препустейший - пустой человек" приводит Флягина к самой нужной для него

душе.

В "Очарованном страннике" продолжается традиция русской литературы -

испытание героя любовью как высшая проверка его человечности. Благодаря

встрече с цыганкой Грушей герой, для которого не было ничего на свете выше

красоты и совершенства лошади, открывает колдовскую силу красоты и таланта

над душой человека. Глядя в лицо Груши, Флягин думает: "Вот она ... где

настоящая-то красота, что природы совершенство называется; магнетизер

правду сказал: это совсем не то что в лошади, в продажном звере".

И вот новый сюжетный поворот: Иван Северьяныч помогает ей уйти из

жизни. Это не преступление, и подвиг во имя любви. Именно тогда происходит

подлинное рождение личности героя, берущего на себя всю полноту

ответственности за грехи другого человека, губящего собственную душу. Для

Флягина исчезает грань между жизнью для другого. Никогда не забывая, что он

- убийца Груши, Иван Северьяныч озабочен больше всего тем что будет с ее

душой. Отсюда - прямой путь к любви, еще более широкой всеобъемлющей, -

любви к народу, к родине.

После смерти Груши - опять дорога к людям, к встрече с ними уже на

новых основаниях. Не случайно, а художественно закономерно, что обретенное

героем родство с другими людьми проявляется в первой встрече на дороге

жизни с убитыми горем старичком и старушкой. Их единственного сына берут в

рекруты, а у них нет денег чтобы кого-нибудь нанять вместо него. Герой

идет в солдаты, меняясь судьбой и именем с человеком, которого никогда не

видел.

Пятнадцать лет служит Флягин на Кавказе, куда попросился сам, чтобы

"скорее за веру помереть", называется там Петром Сердюковым и никому не

открывает "ни настоящего имени, ни звания". Открыться Ивана Северьяныча

заставляет чрезвычайный случай. В одной из схваток с горцами он вызывается

переплыть через ледяную речку под огнем противника, чтобы установить мостик

для переправы. Флягин бестрепетно идет на верную смерть.

Все происходит, как в сказке: и не убили, и произведен в офицеры,

награжден Георгиевским крестом за храбрость. Но сам Флягин уверен, что

спасла его от смерти Грушина душа: "А я видел, когда плыл, что надо мною

Груша летела, ... и у нее крылья уже огромные, светлые, через всю речку, и

она ими меня огораживала..."

Обстоятельства жизни все время испытывают героя "на прочность", жизнь

ни в чем не помогает и не поддерживает его. Вот он - георгиевский кавалер и

офицер, "благородный". Полковник снабжает вышедшего в отставку

рекомендательным письмом к "одному большому лицу в Петербурге". Казалось,

это - хороший конец, итог полной лишений и тягот жизни, и должен начаться

новый, счастливый ее этап. Но в повести зримо проявляется парадоксальность

жизни, в которой "все переворотилось", Чтобы не пропасть с голоду, герой

идет в "артисты". Но там Иван Северьяныч, защищая "фею", наказывает

"принца", после этого хозяин выгоняет его из труппы. Вот тут-то рассказчик

наконец доплывает в своем рассказе до последней житейской пристани - до

монастыря. Этим как будто подтверждает пророчество монашка, но сам

рассказчик вроде и не считает это сбывшимся пророчеством, а просто, по его

словам, "деться было некуда".

История монастырской жизни неожиданно дана во всех подробностях, тогда

как два предыдущих периода жизни - солдатчина и актерство - фрагментарно.

Значит, ей как этапу в жизни героя придается какое-то особое значение.

Повествование здесь разворачивается вокруг темы бесовского искушения,

причем эта тема звучит не впервые.

На все протяжении жизни Флягину уготованы разнообразные встречи с

бесом. Бесовская тема здесь - тема искушения жизнью. Герой "Очарованного

странника" тем более открыт всякого рода искушениям, что живет по

преимуществу не разумом, а чувством. За комизмом ситуаций единоборства

героя с бесом-искусителем стоят поиски автором ответа на вопрос о том, что

может противостоять этому бесовскому разрушительному началу. Он видит его в

способности человека к нравственному подвигу. Рассказчик именно так и

называет свое единоборство с "дьяволом". Он стремится одолеть в себе

безграничную тоску, свою любовь великую [3,154].

И опять неожиданный поворот: одолевший самого беса, то есть победивший

самого себя, герой не теряет своей человечности, ничто не отсыхает в его

душе, потому что подвиг духа находит разрешение не в отвлеченно любви к

Богу, а в конкретной земной любви к своей Родине и народу [3,153].

В этой связи очень важно ответить на вопрос, чем оказался монастырь

для героя - последней житейской пристанью или этапом на пути, конец

которого еще неизвестен?

Оказывается, ничего еще не кончено для "очарованного странника", смысл

и цельность его жизни еще не подытожены, а само произведение разомкнуто в

будущее и "тысяча жизней" еще не прожита до конца.

Ни один образ в творчестве Лескова не достигает такой эпической

монументальности, как этот. Автор, обращаясь к опыту народной жизни,

находит там действительные нравственные ценности.

У Лескова герой обездолен жизнью, обкраден ею с самого начала, но в

процессе самой жизни он во сто крат приумножает духовное богатство, которым

наделен от природы.

"Очарованный странник" окончательно ставит Н.С.Лескова в ряд первых

писателей России, а образ народного героя по силе и значимости не уступает

образам лучших представителей дворянской интеллигенции. Мысль о том, что

доброта спасет мир, - любимейшая у автора "Запечатленного ангела" и

"Очарованного странника". Идущий по Руси очарованный странник, сохранивший

после всех житейских бурь непосредственность и доброту, несет их в мир

[3,159].

Читатель встречает его в пути и расстается с ним в преддверии новых

дорог. Повесть завершается на ноте исканий, на своеобразном апофеозе этих

исканий, и повествователь торжественно отдает дань непосредственности

чудаков, без которых бы обеднела и потускнела жизнь: "провещания его

остаются до времени в руке скрывающего судьбы свои от умных и разумных и

только иногда открывающего их младенцам".

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Изученный материал позволил прийти к следующим выводам:

1.Составное именное сказуемое как подтип непростого сказуемого

характеризуется раздельным выражением вещественного и грамматического

значений. Вещественное значение выражается основным (именным) компонентом.

Функцию выражения грамматических значений (времени, лица, наклонения) несет

связка (вспомогательный компонент), которая вместе с тем служит способом

соединения сказуемого с подлежащим.

Связка как вспомогательный компонент составного именного сказуемого

выражает грамматическое (модально-временное) значение сказуемого. Поэтому

она представлена спрягаемыми формами неполнозначного глагола.

Лексическое значение глагола-связки, заключенное в его основе, не

выражает никакого действия, а служит для передачи модальной оценки

отношения признака к субъекту.

Отношения между признаком и субъектом могут оцениваться как

фактически существующие (простая констатация этих отношений) - связки

"быть", "являться", "оставаться"; как возникающие, становящиеся - связки

"становиться", "стать", "делаться"; как кажущиеся, возможные - связки

"казаться", "представляться"; как соответствующие чьему-либо представлению

о них - связки "считаться", "слыть" или несоответствующие - связка

"оказаться". Все связки специализированные, т.е. способны сочетаться с

разнообразными категориями слов, выступающих в роли именной части.

2.Именная часть составного именного сказуемого может быть представлена

разнообразными словоформами имен (именем существительным (72%), именем

прилагательным (в полной или краткой форме) (25%), устойчивым предложно-

именным сочетанием (5 примеров), причастием (пример единичный),

местоимением (пример единичный)).

Наиболее часто в тексте повести именная часть представлена именем

существительным как в именительном, так и в косвенных падежах с предлогом

и без, что составляет 70% от всех примеров картотеки.

3.Именительный и творительный падежи имен являются универсальными

формами именной части. Выбор одной из падежных форм в составе сказуемого

определяется многими и весьма различными факторами (значением и

морфологическими особенностями связки, соотношением значений подлежащего и

сказуемого, взаиморасположением связки и именной части и т.п.) Имя

существительное, выступающее в роли именной части составного именного

сказуемого может иметь форму именительного и творительного падежа. В тексте

повести эти формы могут употребляться как в сочетании с глаголом-связкой

"быть" в личных формах, так и с полузнаменательными глаголами,

выступающими в роли связки: "казаться", "являться", "становиться",

"делаться", "называться", "считаться" и другие.

4.Наиболее частотным является именительный падеж, потому что

употребление именительного предикативного в этих конструкциях в XIX веке

было обычным. Но в современном русском языке происходит тенденция к

вытеснению именительного падежа творительным там, где допускаются оба.

Происходит закрепление творительного предикативного за этими конструкциями.

В повести именительный предикативный составляет 65%, а творительный

предикативный - 7,5% от общего числа субстантивного предикатива.

5.В функции присвязочного компонента могут употребляться и другие

падежные и предложно-падежные формы существительных: родительный падеж с

предлогом и без предлога - 4,1%; винительный падеж с предлогом - примеры

единичные; предложный падеж с предлогом - 2,5%; дательный падеж - примеры

единичные.

6.Предложно-именные сочетания в определенных значениях могут

представлять собой устойчивые единицы фразеологического характера. Они не

разложимы и находятся на пути к превращению в своеобразное предикативное

сочетание косвенного падежа имени существительного с предлогами, - значению

близкое к предикативному наречию. В тексте повести таких сочетаний немного,

но они придают образность и живость речи.

7.Имя прилагательное может входить в составное именное сказуемое в

формах положительной и сравнительной степени, в полной и краткой форме.

Частотность употребления полной формы составляет 18%. При этом у

Н.С.Лескова функционирует только именительный падеж имен прилагательных.

Такое употребление представляет собой явление развивающееся, и полные

формы закрепляются там, где ее в XIX веке, было обычным употребление

кратких форм прилагательных. В тексте повести полное имя прилагательное в

составном именном сказуемом встречается в сочетании с формами прошедшего

времени глагола быть и полузнаменательных глаголов бывать, стать,

сказаться, остаться, сделаться и некоторые другие.

Имя прилагательное в краткой форме употребляется в повести с

полузнаменательными глаголами с общим значением пребывания в состоянии и

переходе из одного состояния в другое (бывать, делаться, становиться,

казаться и некоторые другие).

Имя прилагательное в краткой форме выполняет единственную

синтаксическую функцию - является именной частью составного именного

сказуемого.

8.В тексте повести встретилось предложение, в котором присвязочный

член выражен местоимением. Пример единичный.

9.В "Очарованном страннике" Н.С.Лескова можно выделить предложение, в

котором присвязочный член выражен действительным причастием в

именительном падеже.

ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА

1.Абакумов С.И. Современный русский литературный язык. - М., 1942. -

351 с.

2.Буслаев Ф.И. Историческая грамматика русского языка. - М., 1959. -

371 с.

3.Вопросы синтаксиса русского языка: сб. статей. - Ростов-на-Дону. -

1978. - 146 с.

4.В мире Лескова. Сборник статей. - М.: Советский писатель, 1983.

5.Гвоздев А.Н. Современный русский литературный язык. - Ч.2. -

Синтаксис. Изд. 2-е, перераб. и доп. - М.: Учпедгиз, 1961. - 344 с.

6.Гильченок Т.Е. О грамматических отношениях между подлежащим и

сказуемым в современном русском языке // Филологические науки. - 1964. -№2.

- С.20-24.

7.Головин Б.И. Заметки о грамматическом значении // Вопросы

языкознания. - 1962. - №2. - С.12-18.

8.Другов Б.М. Н.С. Лесков. - М.: Государственное издательство

художественной литературы, 1957.

9.Дыхонова Б. "Запечатленный ангел" и "Очарованный странник"

Н.С.Лескова. - М.: Художественная литература, 1980.

10.Грамматика русского языка. - Т.2. - Ч.2. - М.: Наука, 1954. - 705

с.

11.Золотова Г.А. К вопросу о способах выражения членов предложения. //

Русский язык в школе. - 1958. - №1. - С.5-10.

12.Золотова Г.А. О структуре простого предложения в русском языке //

Вопросы языкознания. - 1967. - №6. - С.15-20.

13.Золотова Г.А. К вопросу о способах выражения членов предложения //

Русский язык в школе. - 1962. - №4. - С.21-26.

14.И-и У. Формы сказуемых в сложноподчиненных предложениях с

придаточным цели. // Русский язык в школе. - 1987. - №1. - С.24-27.

15.Камынина А.А. Употребление второго именительного имен

существительных в современном русском языке. // Русский язык в школе. -

1958. - №2. - С.10-16.

16.Камынина А.А. О синтаксической зависимости падежей,

распространяющих предложения в целом. // Исследования по современному

русскому языку. - М., 1970. - 98 с.

17.Лекант П.А. Типы и формы сказуемого в современном русском языке. -

М.: Высшая школа, 1976. - 145 с.

18.Лесков Н.С. Собрание сочинений в двенадцати томах. - Т.2. - М.:

Правда, 1989. - 562 с.

19.Малютина А.Г. Лексико-грамматические средства выражения модальных

значений в современном русском языке. АКД - Л., 1970.- 25 с.

20.Никитин В.М, Вопросы теории членов предложения. - Рязань, 1969. -

120 с.

21.Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. -

М.:АЗЪ, 1996. - 700 с.

22.О составных членах предложений: Лингвистические заметки // Русский

язык в школе. - 1996. - №3. - С.86-90.

23.Потебня А.А. Из записок по русской грамматике. - М., 1958. - Т.1-2.

24.Прокопович-Хлебникова Е.Н. Особые формы глагольного сказуемого в

современном русском языке // Русский язык в школе. - 1958. - №1.

25.Прокопович Е.Н. Об одной функции форм настоящего времени в

современном русском языке. // Русский язык в национальной школе. - 1969. -

№6. - С.5-12.

26.Пешковский А.М. Русский синтаксис в научном освещении. - М.: Наука,

1956. - 420 с.

27.Расповец Я.И. Двусоставные предложения со связкой представлять

собой в современном русском языке // Русский язык в школе. - 1971. - №5. -

С.26-34.

28.Распопов И.П. Строение простого предложения в современном русском

языке. - М.: Просвещение, 1970. - 170 с.

29.Руднев А.Г. Синтаксис современного русского языка. - М.: Высшая

школа, 1963. - 120 с.

30.Руднев А.Г. Синтаксис простого предложения. - М.: Учпедгиз, 1960. -

195 с.

31.Современный русский язык. Ч.II (Морфология. Синтаксис.) Под ред.

Е.М.Галкиной-Федорук. - М.: Изд-во Московского университета, 1957. - 515 с.

32.Скобликова Е.С. Современный русский язык. Синтаксис простого

предложения. - М.: Просвещение, 1979. - 236 с.

33.Уорс Д.С. Трансформационный анализ конструкций с творительным

падежом в русском языке // Новое в лингвистике. - М., 1962. - 180 с.

34.Чередникова М.А. Об одном фольклорном мотиве в "Очарованном

страннике" Н.С.Лескова //Русская литература. - 1997. - № 3.

36.Шахматов А.А. Синтаксис русского языка. - Л.: Государственное

учебно-педагогическое изд-во наркомпроса РСФСР, 1941. - 600 с.

37.Шведова Н.Ю. Парадигматика простого предложения. // Русский язык.

Грамматические исследования. - М., 1967. - 131 с.

38.Щерба Л.В. О частях речи в русском языке //сб. "Русская речь". -

М., 1928. - 129 с.

39.Шрамм А.Н. Типы сказуемого в двусоставном предложении. //Русский

язык в школе. - 1961. - №2. - С.26-32.

40.Юрченко В.С. Типы сказуемого // Русский язык в школе. - 1973. -

№4. - С.79-83.

41.Юрченко В.С. Система сказуемого в русском языке // Филологические

науки. - 1998. - №4. - С.47-55.

-----------------------

[1] Толкование лексического значения связок дается по Толковому словарю

русского языка С.И.Ожегова и Н.Ю.Швецовой.

Страницы: 1, 2, 3