Аналитическая философия

С приходом к власти Гитлера многие немецкие, австрийские и польские интеллектуалы были вынуждены эмигрировать и найти убежище в Америке, где испытывают плодотворное влияние прагматизма, или в Англии, где начинается диалог (направляемый прежде всего Айером) между идеями Венского Кружка и английской аналитической традицией. В Англии все же неопозитивизм не получил широкого распостранения, и напротив, все больше развивалась традиция философского анализа, выдвинутого Расселом и Муром.

Таким образом, в тридцатые годы начинает обрисовываться следующая ситуация: логико-неопозитивистский компонент распространяется в Соединенных Штатах, тогда как собственно аналитический компонент -- в Англии. В обоих случаях философская деятельность понимается в качестве анализа языка, сопровождающегося определенными требованиями к строгости. В обоих случаях философский анализ задуман преимущественно в качестве логического анализа; принимается, что логика, в качестве нормативной структуры, позволяет видеть некоторый внутренний порядок языка, начиная с целого, может оценивать правильность или неадекватность формулировок традиционной философии и приводить к исключению псевдопроблем. Однако в американском развитии анализ языка чаще сопряжен с вопросами металогики, теории науки, эпистемологии, в то время как в английском -- чаще всего с рассмотрением проблематики философской классики.

В 1929 году в Англию вернулся Витгенштейн; с 1939 года он преподавал в Кембридже. Поздний Витгенштейн был так же критичен по отношению к возможности философской теории, как и в "Трактате", но акцент в его работах сместился на анализ повседневного языка, его функционирование в контексте всей человеческой деятельности, изучение того, каким образом он ведет нас к заблуждениям. Оставив задачу выявления априорной структуры языка и его логической формы, общей языку и миру, он обратился к коммуникативной стороне языка. Витгенштейн показал, что слова обладают значением лишь в той степени, в какой оказываются составной частью деятельности человека. В этом смысле анализ в поздних текстах Витгенштейна выступает как описание функциональной роли слов и выражений, порождающей их значение. По-иному, чем Фреге и Рассел, он видит различие философского и собственно лингвистического подхода к языку, выделяя "поверхностную" и "глубинную" грамматику. В первом случае подразумевался обычный грамматический синтаксис, во втором, уровень так называемых "языковых игр". Языковые игры представляют собой взаимопереплетение различных форм человеческой активности, выступающих для человека как его "формы жизни", в которые он погружен и правилам которых он следует.

В связи с поздними работами Витгенштейна в 1930-40-х гг. в Англии формируется философия лингвистического анализа (или анализа обычного, естественного языка): в работах Г. Райла, Дж. Уиздома, Дж. Остина и др. получают развитие идеи, созвучные мыслям позднего Витгенштейна. Различие между логическими позитивистами и лингвистическими философами состоит в том, что первые в качестве техники анализа использовали аппарат символической логики и разрабатывали его, вторые же выработали особую технику анализа значений обыденного языка. В отличие от логических позитивистов философы этой волны, как правило, решительные противники сциентизма. Вместе с тем неопозитивистская идея о том, что философские проблемы возникают вследствие неправильного употребления языка, характерна и для этого направления. Как и для Витгенштейна, главный предмет их интереса -- сама философия. Они хорошо чувствуют тесную связь специфики философских проблем с механизмами реально работающего языка, понимают их принципиальное отличие от проблем науки. Их внимание привлекает исследованная Витгенштейном проблема дезориентирующего влияния языка на человеческое мышление.

Итак, если на "логическом" этапе АФ ведущей дисциплиной была "философия логики" (это название ввел Рассел) и связанная с ней антипсихологистская эпистемология, то на следующем, лингвистическом, этапе на первый план выходит уже эпистемология, получившая более эмпиристскую окраску (в особенности у логических позитивистов). В эпистемологии главный вопрос состоит в выяснении того, как употребляющий понятия человек формирует свои убеждения относительно реальности. Базисное понятие истины служит здесь связующим звеном между теорией познания и теорией лингвистического значения. Главный пафос аналитических исследований на этом этапе первоначально был связан, как уже отмечалось, с резкой критикой метафизики (Карнап, Венский кружок и др.). Со временем неприятие традиционной философской ("метафизической") проблематики сменилось интересом к ее освоению новыми логико-лингвистическими методами. К этому этапу эволюции собственно лингвистической философии, получившему наибольшее распространение в англоязычных странах в 30-50-е гг., следует отнести деятельность Г. Райла, Дж. Остина, П. Стросона; начиная с 60-х гг. развились такие исследования речевых актов, которые не только представляли лингвистическую философию, но и соприкасались с теоретической лингвистикой. (Дж.Серль, М.Даммит, Д.Дэвидсон и др.). Первоначальный тезис о беспредпосылочности деятельности философа постепенно стал сменяться представлением о том, что сама логика и структура языка базируются на некоторых предпосылках, включенных в состав более широких целостностей, в состав культуры, разных видов деятельности. Было пересмотрено характерное для раннего периода АФ положение о том, что с помощью экспликации можно окончательно, точным и ясным образом решать философские проблемы. Стало ясно, что деятельность по экспликации значений исходит из ряда предпосылок, и в этом смысле она условна, не окончательна, не абсолютна.

Согласно общей установке аналитиков лингвистической ориентации, философ не столько дает знание, сколько занимается терапевтической деятельностью, удаляя мнимое знание. В этом плане особое значение для аналитиков представляют не только формально-методологические особенности тех или иных концепций, но и их метафизические основания. Метафизика признается одной из главных аналитических дисциплин, наряду с эпистемологией и философией языка. Широкое распространение в этот период получил взгляд на философию как на анализ, заключающийся в изучении значений слов, форм нашего мышления о мире и отношений между понятиями. Философия в таком понимании ничего не может прибавить к нашим знаниям о мире, в лучшем случае она может дать "аналитические" истины, которые фактуально бессодержательны и истинны благодаря значениям своих терминов.

Новейшие установки АФ стали очевидны в работах У.В.О.Куайна, который был критически настроен против ряда неопозитивистских идей. Решающее значение имело опровержение Куайном разграничения так называемых аналитических предложений (т.е. предложений логики и математики, зависящих только от значения составляющих их терминов) и синтетических (эмпирических) предложений, основывающихся на фактах. Куайн также отверг принцип верифицируемости значения, требующий подтверждения или отрицания каждого отдельного утверждения, поскольку считал ошибочным рассматривать изолированные предложения, отвлекаясь от их роли в контексте языковой системы или теории. Этому подходу он противопоставил холистическую установку: проверке в науке подлежит система взаимосвязанных предложений теории, а не отдельные предложения или гипотезы. Куайнова точка зрения не оставляет места для особого философского знания. Философия принципиально не отличается от естественных наук, выделяясь лишь использованием более общих категорий, чем какая-либо из конкретных наук. В то же время Куайн последовательно противостоял бессодержательной, чисто формальной философии.

В центре внимания аналитиков, разрабатывающих философию языка, начиная с 60-х гг. оказываются теории значения и референции. Их результаты используются затем для анализа онтологических, научных, этических, религиозных утверждений. Главные вопросы здесь: что такое значение, каким образом слова нашей речи могут указывать на вещи в мире? Предполагается, что понимание значения того или иного конкретного выражения, философское рассмотрение отдельных тем или предметных областей может быть осуществлено только в контексте ответа на эти общие вопросы. При этом остается неясным и неопределенным, "где кончается лингвистика или психология и начинается философия" Страуд Б. Аналитическая философия и метафизика -- Аналитическая философия. Становление и развитие (антология). С. 523. . По этим вопросам наметилось противостояние двух основных трактовок языкового значения: традиционной интерналистской, имеющей корни в картезианской теории ментального, и экстерналистской. Согласно экстернализму, представляющему социально ориентированный и по своей сути антикартезианский взгляд на природу языка, значение выносится из внутреннего ментального мира говорящего и рассматривается как внешний, социальный феномен. Аргументы, выдвинутые развивающими экстерналистский семантический подход философами -- такими, как С.Крипке, Д.Каплан и Х.Патнэм, привели к заключению, что языковая референция и значение -- это прежде всего внешние, социальные феномены, противостоящие внутренним, ментальным феноменам. Отказ от традиционного картезианского взгляда на природу ментального означает, что наши мысли, убеждения, намерения и желания, в сущности, характеризуются отношением к внешним, контингентным (т.е. не являющимся логическим необходимым) объектам, а не своим чисто концептуальным содержанием. Существенной чертой анализа языка становится характеристика соотношения языка и внеязыковой реальности, соотношения языка и деятельности человека (в том числе социальной деятельности). Это свойственно и формальной семантике Д.Дэвидсона, основанной на концепции значения как условий истинности, но встраиваемой в общую теорию интерпретации, и антиреалистической инструменталистской семантике М.Даммита, сочетающей терминологию Фреге с идеями математического интуиционизма, в котором Даммит видит альтернативу реализму и логическому принципу бивалентности, и каузальным теориям референции (К.Доннелан, Крипке, Патнэм), подчеркивающим социокультурную детерминацию референциальных значений. Более того, эта метахарактеристика находит специфическое отражение не только в теориях языкового значения, но и в теории познания в целом, что сказывается в первую очередь в дополнении понятия истинности знания понятием его обоснованности (Р.Чизом, Э.Плантинга, Л.Бонжур, Э.Соса).

Для многих ведущих аналитиков, начиная с П.Стросона, характерно обращение к трансцендентальной Кантовой проблематике, однако если Кант исследовал возможность познания без обращения к языку как таковому, то аналитики ориентированы на язык. Анализ языка претендует на достижение типично кантианской цели: выявление априорных условий познания и деятельности на основе одного лишь факта сознания. В целом развитие АФ от Рассела к послевоенной философии Карнапа, Куайна и Гудмена характеризуется, в частности, тем обстоятельством, что откровенный реализм Рассела уступил место более кантианской позиции: универсум рассуждения (множество референтов) теперь уже не отождествляется простым образом с реальностью как таковой. Абсолютную реальность, "мир" можно описывать в различных системах, универсумы рассуждения которых артикулируются различным образом. Это различие между универсумом рассуждений и реальностью влечет за собой еще одно различие -- между "онтологией" и "метафизикой". Совокупность общих категорий универсума принято называть "онтологией" и каждая семантически развитая система обязана специфицировать свою онтологию. Задача аналитической философии при рассмотрении онтологических проблем заключается в том, чтобы выяснить, каким образом можно тематизировать сущее и предметность как таковую. АФ видит возможный путь решения онтологических проблем в методе семантической формализации. Итак, по отношению к традиционным концепциям АФ является более общей: онтологический вопрос о "сущем как сущем" она трансформирует в аналитический вопрос о понимании онтологических высказываний, а трансцендентально-философский вопрос об интенциональном сознании преобразует в вопрос об анализе пропозиционального сознания.

Язык как объект философского исследования перенимает роль кантианской способности суждения, практический анализ которой должен определить возможности и границы философского знания. То обстоятельство, что язык занял место сознания в качестве основы этого анализа, не отменяет, а просто видоизменяет эту цель. Описывая условия, необходимые для понимания обращенной к нам речи другого человека, аналитики стремятся выявить формальную структуру языка и прийти на ее основе к онтологическим выводам, то есть перейти от формальных структур языка к формальным структурам бытия. Задача АФ теперь понимается как создание универсальной грамматики, общей теории человеческого языка, универсальной теории значения, выявление глубинной или формальной базисной структуры неформального обыденного языка. В частности, П.Стросон, Н.Хомский и М.Даммит уверены в том, что в основания грамматики входит онтология и потому необходимо создать особый онтологический словарь. Глубинная универсальная грамматика нужна как средство анализа той информации о реальном мире, которая закреплена в базисных языковых структурах. Единственный путь к внеязыковой реальности лежит через анализ языка и воссоздание структуры бытия возможно на основе анализа структуры языка. Так, трансформируя Кантову проблему дедукции рассудочных понятий в основную проблему своей "дескриптивной метафизики", Стросон пытается раскрыть логическую структуру всякого человеческого мышления и тем самым преодолеть пропасть между трансцендентной и феноменальной действительностью. В своей аналитической деятельности Стросон использует ряд идей и подходов кантианской философии, в частности, учение об опыте, а также метод "трансцендентальной аргументации". Таким образом, аналитики "переоткрывают" философскую классику, дают специфические "лингвистические" формулировки традиционных проблем новоевропейской философии.

К ряду проблем, которые продолжали разрабатываться в последние десятилетия ХХ в., относятся прежде всего проблема объективности (это дискуссии о научном реализме в философии науки, о семантическом реализме -- в философии языка, о метафизическом, эпистемологическом реализме и т.д.), а также проблема обоснования знания (обыденного, научного и философского). Существенной характеристикой в анализе языка становится характеристика соотношения языка и внеязыковой реальности, соотношения языка и деятельности человека (в том числе социальной деятельности). Язык понимается в более широком, нежели в логическом позитивизме и лингвистическом анализе, смысле: и как способ выражения и кодификации объекта, и как естественный язык, и как язык логики, и как теоретический язык науки. Так, Стросон рассматривает (например, в ставшей хрестоматийной статье "Значение и истина") противостояние коммуникативно-интенционального подхода к языку (который разделяет сам Стросон, а также Остин в своей теории "речевых актов", П.Грайс, трактовавший языковое значение в контексте намерений говорящего с целью воздействия на аудиторию, Д.Серль в своей интенционалистской теории значения и др.) и подхода сторонников так называемой формальной семантики (Д.Дэвидсон, М.Даммит и мн.др.), которые, при всем различии между собой, в противовес сторонникам коммуникативного подхода видят задачу философии в выявлении формальных механизмов, делающих возможной передачу и понимание языкового значения от говорящего к слушающему.

В 1970-е -- 90-е гг. в АФ появляются психологически ориентированные направления, соотносящие анализ языковых значений с анализом познавательных ментальных структур и механизмов (восприятием, знанием, памятью, действием). Такой переход был подготовлен самим развитием АФ, когда семантические исследования оказались связанными с прагматикой, с употреблением языка. Это означает прежде всего попытку выявить воздействие познавательных способностей человека на восприятие и понимание языка и мира, а язык, в свою очередь, все более начинает рассматриваться как средство анализа процессов сознания. Развитие когнитивных исследований способствовало анализу феноменологии человеческого восприятия и коммуникации в концепциях Я.Хинтикки, Дж.Серля и др. Сама потребность развития науки о языке, научного познания в целом привела аналитиков к этим феноменологическим занятиям. В этом плане на первое место выходят такие дисциплины как философия сознания (philosophy of mind) и философия психологии. Позиции участников дискуссии о сознании сильно различаются. Прежде всего это традиционный сциентистский подход, использующий новейшие исследования в области нейронауки и искусственного интеллекта, а также чисто концептуальные исследования, продолжающие традиции "критического бихевиоризма" Г.Райла. Согласно Райлу, распространенные в философии и психологии способы описания психических процессов приводят к ошибочному пониманию сознания как особой субстанции, находящейся в теле, подчиняющемся механическим закономерностям. Критикуя эту дуалистическую картезианскую позицию, Райл называл ее "призраком в машине" и утверждал, что наследие Декарта -- главное препятствие к адекватному пониманию сознания и психики. Райл считал, что все, относящееся к психическому, следует описывать в терминах поведения и различных реакций. Его позиция близка бихевиоризму в психологии, сводящему психику к формам поведения.

Один из самых плодовитых на сегодняшний день американских авторов, работающих в области философии психологии, Д.Деннет решительно выступает против сторонников отождествления ментального и физического, а также против дуалистов. Позиция Деннета, в целом следующего линии Райла, заключается в учете специфики употребления ментальных (прежде всего интенциональных) терминов в естественном языке, что, по его мнению, снимает дилемму: тождество -- дуализм. Другой философ-аналитик -- Д. Фодор, выступающий и как психолог-когнитивист, в своих исследованиях разрабатывает альтернативу логическому бихевиоризму, уходящему своими корнями в идеи Райла и позднего Витгенштейна. Фодор и его сторонники стремится обосновать возможность небихевиористского подхода к обучению ментальным терминам. Философ Х. Дрейфус и его брат -- С.Дрейфус (специалист по компьютерным системам) выступают против атомистического подхода к сознанию и его компьютационной ("вычислительной") модели. Х. Дрейфус подчеркивает перспективность холистического подхода в компьютерном моделировании нейронных сетей. Философское обоснование для этого он находит в работах позднего Витгенштейна и Хайдеггера.

Усилия исследователей в области искусственного интеллекта, психологии, лингвистики направлены на создание общей теории языка, которая оказалась бы адекватной решению проблем в каждой из названных областей знания. Построение такой теории является основной задачей новой научной дисциплины -- когнитивной науки, сформированной на пересечении этих областей знания. В ее основе -- предположение о том, что человеческие когнитивные структуры (восприятие, язык, мышление, память, действие) неразрывно связаны между собой. Область возможности компьютерного моделирования психики человека, его интеллектуальной деятельности изучается рядом аналитиков (в частности, Д. Серлем и братьями Дрейфусами), хотя прогнозы в этой области не слишком оптимистичны. Так, Серль выступает против "сильной" версии искусственного интеллекта, приписывающей совершенному электронному устройству человеческую способность понимания и обучения. Его знаменитый мысленный эксперимент, известный как "аргумент китайской комнаты", призван показать, что манипулирование формальными символами, лежащее в основе " вычислительной" модели сознания, не дает понимания смысла высказываний. Как подчеркивает Серль, компьютерным программам присущ синтаксис, но у них совершенно отсутствует семантика. Последняя же не может рассматриваться в отрыве от интенциональности языка и субъективности сознания.

Расширение горизонтов исследований АФ связано с ее пересечениями с другими направлениями современной философии, в первую очередь с феноменологией, герменевтикой и прагматизмом.

Э.Гуссерль и другие ранние феноменологи, принимавшие девиз "строгой науки", разделяли антипсихологическую установку создателей современной (математической) логики, представлявших аналитическую традицию. В дальнейшем пути этих традиций в истолковании языка и познания значительно разошлись, но не настолько, чтобы современные представители этих движений не могли и не стремились найти общие точки соприкосновения. Представители обоих направлений пользуются дескриптивным анализом значений и сходным образом применяют результаты такого анализа. Определенный параллелизм прослеживается в учениях "жизненного мира" Гуссерля и "обыденного языка" Витгенштейна -- в обоих случаях в равной степени исследуется донаучная стадия человеческой жизни. Если говорить о ситуации в американской философии, то здесь имеет место примечательное сближение обеих тенденций. Огромный интерес аналитиков к проблеме интенциональности и специфики ментальных актов заставил их обратить внимание на соответствующие исследования феноменологов. Феноменологическая интерпретация философии языка привела к дескриптивной метафизике П.Стросона. Д.Серль перенимает феноменологическую концепцию интенциональности сознания и заключает, что не интенциональность является производной от языка, а, наоборот, язык является логически производным от интенциональности. Характерная особенность и отличие АФ от феноменологии заключается в том, что область предварительного и в этом смысле априорного знания в ней рассматривается не как область особых идеальных надэмпирических сущностей, а как область интерсубъективного взаимопонимания употребления языка.

Сближение АФ и герменевтики осуществляется в последние годы в связи исследованием проблемы понимания. Это одна из тем позднего творчества Витгенштейна, на которой как бы замыкаются две ведущие западные философские традиции -- немецкоязычная и англоязычная. Немецкий философ Карл-Отто Апель выступает своеобразным посредником между двумя традициями -- аналитической и герменевтической. Возведением коммуникации в ранг основного понятия философии Апель пытается соединить трансцендентализм Канта с герменевтикой и перестроить трансцендентальную философию на ее основе. Исходя из различий между идеальным и реальным коммуникационными сообществами, существовавшими в истории общества, он предлагает переосмысление таких эпистемологических понятий, как очевидность и истина.

Второе поколение прагматистов (К.И.Льюис, У.Куайн, Н.Гудмен, Х.Патнэм) придало американскому варианту АФ праксеологическую направленность, что сыграло важнейшую роль в преодолении этапа логического позитивизма в АФ. С другой стороны, неопрагматизм заставляет взглянуть на Ч.С.Пирса как на одного из предшественников АФ -- равно как и специально посвященные этой теме работы Апеля.

Особо следует сказать о взаимоотношении АФ и логики. На начальном этапе развития этой философии ее связи с новой логикой были максимально тесными (это было очевидно у раннего Рассела, считавшего логику "сущностью философии"). Впоследствии -- в период господства лингвистической философии -- опора аналитиков на формальную логику была подвергнута критике и потому многие из них сконцентрировали свое внимание на исследовании смыслообразующих и коммуникативных аспектов естественного языка. Однако в настоящее время противостояние аналитиков, ориентированных на дескриптивный анализ естественного языка, и тех, кто ориентируется на строгие методы логики, практически исчезло. Теперь аналитики в большинстве своем применяют либо одну из этих методологий, либо обе в любых пропорциональных сочетаниях. Разнообразие инструментов, применяемых аналитиками, порождает соответствующее различие лингвистических систем: анализ не означает существование какой-то одной фиксированной понятийной дороги. В сущности, имеется столько же вариантов анализа, сколько существует аналитиков и поэтому речь уже не идет о достижении единственного в своем роде "правильного" логико-лингвистического анализа. Перспектива единственного, уникального, универсального "анализа" устраняется; очевидно, что главные типы аналитического мышления различаются в понимании процедуры анализа. Здесь выделяются, например, восходящая к Фреге и Расселу логикоморфная тенденция в интерпретации анализа; концептуальный анализ Д.Э.Мура; подход позднего Витгенштейна; лингвистический анализ в духе Остина и Стросона. Данные классические трактовки анализа помогают сориентироваться в многообразии аналитических концепций (так, собственно логические методы присущи лишь первой из них), хотя и не предопределяют конкретные решения аналитиков по тем или иным вопросам. Эти подходы имеют немало сторонников и последователей в новейших концепциях АФ. Так, в деятельности некоторых ведущих аналитиков последних десятилетий -- Х.Патнэма, Д.Дэвидсона, М.Даммита, Д.Серля и других можно обнаружить элементы каждой из четырех перечисленных разновидностей философского анализа. Логицистские традиции Фреге и Рассела, связанные с формальным анализом математической логики, находят применение также в сфере естественных языков (Дэвидсон, Хинтикка, Крипке) и понимаются как семантика модальных логик. На традициях позднего Витгенштейна базируется анализ концептуальных основ формализации (Райл, Стросон), связанный с лингвистической семантикой, для которой естественный язык интересен с точки зрения его понятийных структур.

АФ сегодня является международным движением, в первую очередь занимая ведущие позиции в англоязычном мире (США, Великобритания, Канада, Австралия, Новая Зеландия, Южная Африка), а также в Скандинавии и Нидерландах. Аналитический подход постепенно распространяется и в странах с иной национальной философской традицией (Германии, Франции, Италии, Испании, Португалии, Польше, Словении и др., где в 90-е гг. возникли национальные общества аналитической философии). Дискуссии на Всемирных и других международных философских конгрессах свидетельствуют о том, что аналитическая терминология и подходы все более осваиваются мировым философским сообществом. В развитии современной философской мысли обнаруживаются интегративные тенденции, философия становится более терпимой, открытой, очевиден отказ от претензий на доминирующее положение. Аналитический философский стиль оказался относительно независимым от тех общих философских позиций, в рамках которых он может применяться и действительно применяется. Аналитическая техника и методы анализа проникли в феноменологию, герменевтику и другие направления современной философии. Это становится понятным, если видеть в аналитической философии систематическое применение методов анализа языка для решения философских проблем. АФ и в XXI в. остается направлением, сохранившим свой потенциал и доказавшим способность к совершенствованию.

Материалы и источники ко всему курсу

1. Аналитическая философия: Избранные тексты. Сост., вступ. статья и примечания А.Ф.Грязнова. М., Изд-во МГУ, 1993.

2. Аналитическая философия: Становление и развитие (антология). Сост., вступ. статья и примечания А.Ф.Грязнова. М., "ДИК" -- «Прогресс-Традиция», 1998.

3. Апель К.-О. Трансцендентально-герменевтическое понятие языка. -- Вопросы философии № 1, 1997.

4. Богомолов А.С. Буржуазная философия США ХХ века. М., 1974.

5. Вригт фон Г.Х. Логика и философия в ХХ веке -- Вопросы философии, 1992, № 8.

6. Грязнов А.Ф. Феномен аналитической философии в западной культуре ХХ столетия -- Вопросы философии, 1996, № 4.

7. Грязнов А.Ф. Аналитическая философия: проблемы и дискуссии последних лет -- Вопросы философии, 1997, № 9.

8. Гудмен Н. Способы создания миров. М., «Логос -- Праксис», 2001.

9. Дэвидсон Д. Истина и интерпретация. М., «Праксис», 2003.

10. Зотов А.Ф., Мельвиль Ю.К. Западная философия ХХ века. В 2 тт. Т.1. М., 1994.

11. Карнап Р. Значение и необходимость. Исследования по семантике и модальной логике. М.: Изд-во иностр. лит., 1959.

12. Куайн У.В.О. Слово и объект. М., «Логос», 2000. (Там же: Две догмы эмпиризма.)

13. Кюнг Г. Онтология и логический анализ языка. М., ДИК, 1999.

14. Кюнг Г. Когнитивные науки на историческом фоне. -- Вопросы философии, 1992, № 1.

15. Лебедев М.В. Стабильность языкового значения. М., «Эдиториал УРСС», 1998. (http://www.philosophy.ru/lebedev/texts/stability.html )

16. Лебедев М.В. Философия языка на фоне развития философии. -- В кн.: Что значит знать? М., 1999. (http://www.philosophy.ru/library/misc/diskurs/lebedev.html )

17. Лебедев М.В., Черняк А.З. Онтологические проблемы референции. М., «Праксис», 2001. (http://www.philosophy.ru/library/chern/01/index.html )

18. Мельвиль Ю.К. Пути буржуазной философии ХХ века. М., «Мысль»,1983.

19. От логического позитивизма к постпозитивизму. Хрестоматия. М.: НИИВО-ИНИОН, 1993.

20. Петров В.В. Структура значения: логический анализ. Новосибирск, «Наука», 1979.

21. Пассмор Дж. Сто лет философии. М., «Прогресс-Традиция», 1999.

22. Патнэм Х. Разум, истина, история. «Праксис», 2002.

23. Рассел Б. Философия логического атомизма. Томск, "Водолей", 1999.

24. Семиотика. Сб. статей под ред. Ю.С.Степанова. М., «Радуга», 1983.

25. Смирнов В.А. Логические методы анализа научного знания. М., «Наука», 1987.

26. Тондл Л. Проблемы семантики. М., «Прогресс», 1975.

27. Философия. Логика. Язык. Сб. статей под ред. Д.П.Горского, В.В.Петрова. М., «Прогресс», 1987.

28. Фреге Г. Логические исследования. Томск, «Водолей», 1997.

29. Хилл Т. И. Современные теории познания. М., «Наука», 1965.

30. Хинтикка Я. Логико-эпистемологические исследования. М., «Наука», 1980.

31. Хинтикка Я. Проблема истины в современной философии. -- Вопросы философии, 1996, №9. С. 46-58.

32. Целищев В.В. Логическая истина и эмпиризм. Новосибирск, «Наука», 1974.

33. Язык, истина, существование. Хрестоматия в 2-х частях. Сост. В.А.Суровцев. Томск, изд-во ТГУ, 2002.

34. Dummett M. Origins of analytical philosophy. Cambridge MA, 1993.

35. Рар A. Elements of analytic philosophy, N.Y., 1949.

36. Passmore J. Recent Philosophers. L., 1985.

37. The revolution in philosophy, with an introduction by G.Ryle. L., 1956.

38. Urmsоn J.O. Philosophical analysis. Ox., 1956.

39. Classics of analytic philosophy, ed. by R. Ammerman, N. Y., 1965.

40. Wedberg A. History of Philosophy. Ox., 1984.

1. Истоки формирования аналитической философии

Аналитическая философия, которую мы только что охарактеризовали во Введении как образец естественнонаучной строгости в гуманитарных науках, как столп противостояния иррационализму и интуитивизму; аналитическая философия, основные тенденции которой -- перевод философских проблем в сферу языка, попытка сведения философской рефлексии к анализу, освобождение философского рассуждения от историко-культурных предпосылок; аналитическая философия была основана психологом и теологом.

Франц Брентано (1838 -- 1917) изучал философию сначала в Берлине под руководством Тренделенбурга, а позже -- в Вюрцбурге, где в 1862 г. защитил диссертацию "О различном значении сущего у Аристотеля". В 1864 г. Брентано рукоположен в духовный сан и принимает монашество, а в 1866 г. он проходит габилитацию и до 1872 г. занимает в Вюрцбургском университете должность профессора.

Сегодня истоки научной философии в Центральной Европе усматривают в австрийской философии XIX ст., а ее центральной фигурой считается Франц Брентано. Барри Смит высказывает следующий тезис: «[...] центрально-европейскую традицию логического позитивизма, в частности, а научной философии в общем следует понимать как часть наследия точной и аналитической философии Франца Брентано» Smith Barry. Austrian Philosophy: The Legacy of Franz Brentano. La Salle - Chicago: Open Court, 1994. Р. 44..

Брентано является основоположником минимум двух направлений в философии -- феноменологии и АФ. Однако путь его пролегал через психологию. Почему?

Авторы предисловия к одному из русских изданий Брентано, Д.Н.Разеев и С.В.Черненко, пытаются дать ясный ответ на, возможно, близлежащий вопрос:

"Не секрет, что всякая отдельно взятая наука -- в том числе и философия, -- претендующая на научный статус, стремится к подлинному познанию, т.е. прежде всего к истине. Исследования о познании, следовательно, должны разворачиваться в той сфере, где вообще возможно обнаружить истинное или неистинное. Не подлежит никакому сомнению, что сфера физических данностей, физических процессов и событий как раз не может быть отмечена печатью истинного или неистинного, ведь вещь не может быть «истинной» или «ложной», а лишь «действительной» или «недействительной». Поскольку же сфере физических данностей противостоит сфера данностей психических, то и вопрос об истине может быть сведен к вопросу о том, в какой из сфер сознательного мира возможны истинные или ложные феномены. Для этого требуется прежде всего исследование сферы психического." Брентано Ф. О происхождении нравственного познания. СПб., "Алетейя", 2000. С.13.

Произведенное Брентано в своей "Психологии с эмпирической точки зрения" (1874) разделение психологии на "генетическую" или "описательную" ("чистую" от физиологиии) и "генетическую" (включающую в себя элементы физиологии) -- это попытка нового (учитывающего позитивизм и отталкивающегося от него) подхода к традиционной для метафизики психофизической проблеме. Методологическая установка Брентано акцентирует внимание не на «сиюминутном озарении», но направлена на исследование единичных фактов и постепенном их теоретическом обобщении. К метафизике ведет трудный путь, на котором исследователь собирает предложение за предложением (Satz um Satz), истину за истиной (Wahrheit um Wahrheit), что придает эмпирическое и рациональное обличье его философии, а также гарантирует «научный» ее характер, сходный с характером эмпирических наук.

Главное отличие «эмпирической психологии» Брентано -- в том, что она не основывается преимущественно на наблюдении. Вслед за Контом Брентано отрицает возможность интроспекции, понимаемой как наблюдение за ментальными процессами: он говорит, что попытка наблюдать, например, свой гнев (сконцентрировать на нем свое внимание) сразу же его разрушает. Конт пришел к заключению, что психология невозможна и должна быть заменена социологией. Брентано с этим не согласен. По его мнению, в распоряжении психолога имеются другие методы наблюдения: психолог может вспоминать процессы своего сознания, наблюдать за сумасшедшим, за более простыми формами жизни или поведением других людей. Но он признает, что такое наблюдение само по себе не особенно плодотворно.

С точки зрения Брентано, фундамент психологии составляет тот факт, что мы можем воспринимать собственные ментальные акты, хотя и не наблюдать их. Чтобы понять это различение, надо начать с картезианской посылки, принимаемой Брентано в качестве несомненной. Согласно этой посылке, сознавая «представление», мы одновременно сознаем сам акт, его нам представляющий. Так, доказывает Брентано, мы не можем слышать звук, если не сознаем не только сам звук, но также акт слышания. Он считает, что нет двух отдельных актов сознания, а есть только один акт с двумя различными объектами. Эти объекты -- звук («первичный объект») и акт слышания («вторичный объект» -- своеобразный рефлективный объект). Он отмечает, что если бы в каждом представлении содержалось два акта, то картезианская посылка привела бы к бесконечному умножению актов сознания. Тогда сознавать звук значило бы сознавать сознание звука и, далее, сознавать сознание звука значило бы сознавать это последнее сознание до бесконечности.

Именно такая критика была обращена примерно в то время младограмматизму в лингвистике. Младограмматики провозгласили основой изучения любого языка, и в особенности реконструкции его морфологии, единство психологических законов и непреложность "звуковых законов" речи; основой их лингвистической концепции стал индивидуальный психологизм. Важнейшие из введенных младограмматиками методологических принципов -- изучение речи говорящего человека, а не письменных памятников прошлого, и учет при анализе истории языка действия звуковых (фонетических) законов и аналогий Остхоф Г., Бругман К. Предисловие к книге "Морфологические исследования в области индоевропейских языков". -- В кн.: Звегинцев В. А. (сост.) История языкознания XIX-XX веков в очерках и извлечениях. Ч. 1. М., 1964.. Подлинной реальностью выступает лишь индивидуальный язык. Ход рассуждений при этом таков: язык по-настоящему существует только в индивидууме, тем самым все изменения в жизни языка могут исходит только от говорящих индивидов. Если исходить из того, что каждый индивид обладает собственным языком, а каждый из этих языков -- своей историей, то отсюда следует, что все изменения в жизни языка могут исходить только от говорящих индивидов.

Осознание этих фактов позволило довести до большого совершенства специальные лингвистические приемы исследования (в особенности реконструкции, изучение форм языка). В то же время слабыми сторонами концепции явились:

раздробление системы языка на море "атомарных" фактов -- звуков, словоформ и т.д.;

преувеличение роли индивидуальной психологии и индивидуальной речи, в силу чего единственной подлинной языковой реальностью стала признаваться речь индивида; и, главное,

постоянное удвоение предмета исследования: с одной стороны, язык, с другой -- психика (звук и "психическое представление звука", значение и "психическое представление значения" и т.д.);

Брентано полагает, что избежать этого немыслимого умножения можно только одним способом -- отрицанием того, что акт сознания нашего сознания звука отличается от акта сознания звука. Однако пытаться наблюдать акт сознания -- значит пытаться сделать его «первичным объектом» еще одного акта (ведь, говоря о наблюдении, мы предполагаем различие между наблюдателем и наблюдаемым), а это невозможно, и здесь Брентано безоговорочно согласен с Контом.

Таким образом, мы имеем дело с важным различием между психологией и любым другим эмпирическим исследованием: в психологии мы «воспринимаем» (в Брентановом смысле этого слова), а в других науках -- «наблюдаем». Может показаться, будто преимущество на стороне последних. Но Брентано категорически отрицает это. Естествоиспытатель -- здесь Брентано согласен с Локком -- не имеет прямого доступа к тем естественным объектам, что пытается описать, и все, что он говорит об их «действительной природе», остается лишь предположением, основанным на восприятии «явлений» этих объектов. Он может «наблюдать» звуки, цвета и т. п., но никогда не «воспринимает» физический объект сам по себе, иными словами -- не может прямо и непосредственно сознавать его. Напротив, психолог, согласно Брентано, непосредственно и прямо схватывает реальности, составляющие предмет его исследований; каждый акт сознания воспринимает сам себя непосредственно как свой «вторичный объект» -- не как «явление», не как нечто, из чего приходится заключать о действительном характере ментального акта, но таким, каков он есть в действительности. Вот почему для Брентано, как и для Юма, психология -- первая среди наук: оба они принимали картезианский тезис, согласно которому наше знание о собственном сознании является прямым и достоверным, в отличие от знания о любой другой вещи См.: Пассмор Дж. Сто лет философии. М., «Прогресс-Традиция», 1999. С. 135-142..

Но Брентано отделил себя от Декартово-Локковой традиции и внес собственный вклад в движение к объективности благодаря своему определению «психического», или «ментального». По мнению Локка, типичный ментальный феномен есть «идея» и наш опыт неизбежно ограничен «идеями». Поэтому если бы жесткие эмпиристы стали утверждать, что возможно лишь опытное знание, то отсюда следовало бы, видимо, что все, что мы можем знать, должно быть «ментальным». Различие между ментальным и не ментальным, на котором Брентано упорно настаивал ради возможности обосновать бессмертие души, было бы полностью отвергнуто любым радикальным приверженцем «точки зрения эмпиризма».

Брентано надеялся разорвать эту цепочку рассуждения, отрицая предварительную посылку о тождестве ментального и идеи. Характерная черта «психического феномена», доказывает Брентано, состоит в том, что он «указывает на некий объект», или «относится к некоему содержанию», -- эти выражения он рассматривает как синонимы. Значит, ментальное есть «акт», не ментальное же, напротив, совершенно не способно «указывать» или «иметь содержание». Вот те муки, в которых рождались теории значения -- как интенционалистские, так и референциальные.

Поскольку физические «явления», по мнению Брентано, всего лишь суть «знаки» вещей, но не сами вещи, то они не могут служить источником достоверного, фактического знания о вещах и самой действительности. Действительности Брентано противопоставляет мир явлений (физических и психических), а причинная связь действительного мира и мира явлений выражается в том, что мир явлений состоит из «знаков» предметов действительности. Эта семиотическая точка зрения и семантический характер отношения двух миров является существенной компонентой методологии Брентано, повлиявшей на реформирование традиционной логики. Брентано не определяет непосредственно ни психических явлений, ни физических, но единственно, называя коннотационные признаки тех и других, стремится выяснить их различия и специфику. Так, Брентано говорит, что психическим явлениям сопутствует интенциональность, т.е. направленность к предметам представления, что только психические явления представляют собой предмет «внутреннего опыта», что они экзистируют как единство (immer als Einheit) , отличаются непосредственным (direkt) переживанием, неизменностью (Untrьglichkeit), очевидностью (Evidenz) и кроме того реальны (wirkliche) См.: Б.Т.Домбровский. Львовско-Варшавская школа. http://www.philosophy.ru/library/dombrovski/01.html.

Другой рудимент аналитических дискуссий содержится в его трактовке примера Юма. «Экзистенциальное» суждение -- суждение формы х существует -- содержит, по его мнению, только одну идею х, а не две идеи (х и существование), связанных вместе неким отношением. Пока что это показывает лишь, что иногда суждение имеет своим объектом единственную идею, и поэтому множественность объектов суждения не может быть его определяющей характеристикой. Но Брентано идет дальше. Каждое простое суждение, говорит он, можно свести к экзистенциальной форме. Суждение «некоторые деревья зелены» всего лишь утверждает -- а суждение «никакие деревья не зелены» всего лишь отрицает, -- что зеленые деревья существуют. Содержание этих суждений, заключает он, составляют те самые «зеленые деревья», которые мы можем представлять как идею. Различие между суждением и представлением состоит не в объекте, но исключительно в способе, каким мы его представляем: формулировать суждение -- значит утверждать или отрицать объект, представлять -- значит просто иметь его перед собой. Это рассуждение -- очевидная предтеча как логико-позитивистского редукционизма, так и его критики Куайном, а также различения между интенсиональным и экстенсиональным подходом и вообще всех тем, связанных с требованием онтологической нейтральности.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6