Разговор о пустословии о предмете и противопостовляемом ему переживании истинного опыта этого предмета сам по себе всегда очень скользкий и потому нуждается в освещении, чтобы ему самому не стать пустословием.

Можно согласиться, что есть некое умственное видение любого предмета нашего сосредоточения, и есть способность символического описания этого видения, знаком и звуком. Люди, рассматривающие предмет или тему, могут действительно видеть то, что ей принадлежит и обозначать, то что они действительно видят, символом, который намекает им на созерцательное умственное постижение, а могут и символически говорить о разном, и потому строить дальнейшее совместное рассуждение в иллюзии. Кроме того, такое умственное зрение может проникать в предмет как-бы до разной глубины, и потому говорят о разных степенях умственного проникновения или степенях интуиции. Не всегда бывает легко заметить, говорят ли собеседники об одной и той же или о разных характеристиках предмета. Часто это бывает смешанным, т.е. иногда говорят об одной и той же составляющей, и тут же о разных (или о разных аспектах). В этом процессе рассмотрения и совместного рассмотрения и обсуждения умы наши могут развиваться и отшлифовываться, подобно тому, как может развиваться тело атлета, практикующего некий вид спорта, или подобно тому, как развивается искусность музыкантов, учившихся своему искусству, нотной грамоте, и поотдельности и совместно практикующих свои концерты. Конечно, замечали разную степень одаренности в спорте разных спортсменов, или в музыке разных музыкантов, но замечали также и то, что теоретическая подготовка, тренировки и совместная сыгранность участников, делает их более способными выступать лучше в своем искусстве, и от изначальной какофонии приходить к некоей гармоничности, и часто к хорошему совместному решению, поставленной задачи. Отсюда внимание тренера или режиссера обычно привлекают две вещи, а именно: талант будущих исполнителей (и потому они занимаются отборкой перспективных исполнителей), а также теоретическая и практическая подготовка изначально отобранных (и потому они учат их, собирают и тренируют, и дают им задания для самостоятельной практики).

Тот, кто хочет сосредоточиться скорее на умственном видении (или интуиции), чем на способности общаться о нем, выражать его в символах, способствующих со-настрою и аналогичным интуициям умов, знакомящихся с такими символами, часто склонен недосматривать и саму правду о возможности такого символического со-настроя, совместного творчества и взаимопонимания, а также склонен к болезненной критике символического элемента. Те же, кто склонны обращать внимание на формальные построения, работающие наряду с интуициями и помогающие им, часто склонны недооценивать сами интуиции и увлекаться формальностью, которая тогда уводит слишком далеко от интуиций, делая само рассуждение пустым или полу-пустым. Первые платят за свой недосмотр непонятностью, противоречивостью и негармоничностью выражения, а вторые формализмом, имеющим мало отношения к самой теме, ускользнувший из их символических сетей, пусть и хорошо сплетенных. Предмет же ускользает от внимания в обоих тех случаях. Не очевидно ли, что если есть желание понять тему, отразить ее понятно и таким образом совместно продвигаться в понимании ее до ее полноты, необходимо внимание к обеим сторонам этого процесса, т.е. к интуции и формальной логике? Обычно, такое внимание к тому и другому и называли вообще логикой (а не лишь формальной логикой). Если формальная логика по своей природе абстрагируется от предмета для того, чтобы понять саму структуру логического построения, его законы, то общая логика не может себе позволить абстрагирования об предмета рассмотрения, от интуиции. Это иногда упускали из виду (до разной степени) даже очень сильные философы. В таких случаях их рассуждения открывались для ошибки. Некоторые другие философы (вроде Абиларда, решение которого было изящно и элегантно) обращали внимание на необходимость синтетического решения проблемы общения со смыслом. Такие обычно уделяли должное как реализму так и номинализму, но говорили и о невозможности полной адекватности ни того, ни другого самих по себе, а о том, что есть самостоятельная реальность умственного концептуального продвижения как в сфере физической реальности, так и в сфере условности; поэтому их называли концептуалистами.*

Как я уже указывал в более ранних статьях, критика логики, как вторичной или неистинной или неспособной справляться с эпистемологическими задачами, сама по себе строится на логическом основании, заведомо признавая его способность даже критиковать саму логику, а потому фундаментально является порочной и к философии может относиться не более чем пример аллогизма и фэлоси. Мы постигаем мир посредством логики, а не помимо нее, но в понятие логики здесь включается и понятие интуиции. Даже понятие тотального знания, которое приписывали Богу и слившимся с Ним, здесь не выходит за пределы логики, так определенной. Однако следует иметь ввиду и то, что из-за редкости такого явления, саму его идею часто старались выражать в терминах, диссонирующих с обычным человеческим мышлением и знанием, что вводило в заблуждение некоторых мыслителей, недостаточно знакомых с историей логики или философии вообще (восточной и западной, духовной и светской).

Следует заметить, что в общении может возникать и проблема оценки своей интуиции и интуиции собеседника. Могут задать вопрос: «Как же можно быть уверенным, что мы действительно умственно проникаем в тему до должного уровня и видим там то же самое, а потому и имеем право говорить об этом без ошибки?” Этот сложный вопрос я намерен рассмотреть особо в свое время, а пока ограничусь лишь вышеизложенным, заметив только, что каждый из нас конечно может ошибиться в том, что действительно видит предмет своего рассмотрения полностью или даже до той глубины, которая им декларируется. Поэтому философствование остается живым и открытым предприятием. Полному знанию же предмета и всех предметов есть другое название - мудрость. Философия же представляет собой промежуточное явление между невежеством и мудростью и потому процесс развития, в котором заняты как отдельные индивидуумы, не

________________________________________________________

* Говорили например, что умеренный реализм Аристотеля был подобен концептуализму Абиларда, а также что Фома Аквинский, Джон Локк и Кант были концептуалистами, тогда как Давид Хьюм например оставался номиналистом. Ансэлму Кентерберийскому приписывали статус реалиста.

считающие себя еще мудрецами, так и их сообщества.

Трудно спорить о том, имеет ли кто-то достаточно хорошую интуицию по заданной теме общения, но можно спорить относительно формы, которой пытаются выражать возможные интуиции. Я бы предложил такое положение на рассмотрение:

Прав или неправ в оценке своей интуиции человек, он может решить только в случаи достижения тотального знания (т.е. слияния с Богом). Это же может сказать о нем и совершенный мудрец, потому что последнему видно содержание всех умов. Другой философ может здесь только гадать, наблюдая только то, что ему доступно, а именно то, что тот человек сам высказал. Гадание такое может будет верно, а может и нет. Однако о формальной логичности или нелогичности могут судить все сколько-нибудь собранные философы. Поэтому они этим и пытаются заниматься, анализируя позиции собеседников. Если их формальная логика допустила ошибку, на то можно попытаться указать и дать им ответить. В процессе люди иногда приходят к более глубокому пониманию предмета, а иногда увлекаются личностными эмоциями, что только замутняет тему для всех, кто последним предается. И всеже занятия философией продолжаются, наверно потому что люди не живут лишь только эмоциями, хотя каждый и платит им какую-то дань, большую или меньшую, а истина продолжает манить каждого из нас.