Работа посвящена исследованию философских концепций известных британских мыслителей Давида Юма и Джорджа Беркли и немецкого юриста, дипломата и философа Готфрида Вильгельма Лейбница. Период их творчества был временем необычайного подьема и развития английской философии. Ф.Бекон, Т.Гоббс, Д.Локк, Д.Беркли и Д.Юм - эти имена известны всем. Их творчество определило основы главных философских течений: идеализма и материализма.

Почему же мы обращаемся к творчеству именно этих мыслителей? Дело в том, что в недавнем прошлом именно эти философы в нашей стране подвергались большой критике с позиций материализма. Их философские концепции излагались как реакционные. Но хотелось бы рассмотреть их непредвзято, так как сформировать свое мировоззрение, независимую жизненную позицию и ценностные идеалы невозможно, опираясь на расхожие мнения и стереотипы. Будем следовать принципу, о котором говорил Джордж Беркли: "Единственное преимущество, на которое я претендую, - это то, что я всегда мыслил и судил самостоятельно".

Кроме того, хотелось бы, по мере возможности, сравнить взгляды этих философов, чье миропонимание формировалось в одинаковых условиях, в одинаковой среде.

ПОНЯТИЕ, ПРЕДМЕТ ФИЛОСОФИИ

Философия - есть мировоззрение, то есть совокупность взглядов на мир в целом и на отношение человека к этому миру.

Философия отличается от иных форм мировоззрения тем, что относится, прежде всего, к научной сфере общественного сознания (хотя не только к ней), а внутри нее имеются специфический категориальный аппарат, опирающийся в своем развитии не на одну какую либо научную дисциплину, а на все науки, на весь единый совокупный опыт развития человечества.

Сущность философии - в размышления над всеобщими проблемами, в системе “Мир - Человек”.

Философия выступает в двух ипостасях:

1. Как информация о мире в целом и отношении человека к этому миру.

2. Как комплекс принципов познания, как всеобщий метод познавательной деятельности

Следует разделение функций философии на мировоззренческие и методологические.

Соотношение мышления к бытию, отношение человека к миру, проблемы философии всеобщи, предельны - предельны для бытия человека, для его общей программы деятельности, для всей человеческой культуры.

Проблемы философского мировоззрения охватывают мир в целом, жизнь человека в целом, отношение человека к миру в целом. Более широких проблем, чем мировоззрение не бывает.

Понятие материи, пространства, времени, движения, причины, возможности, необходимости и т.п. - предельные. Так как они находятся в основаниях любого рода человеческой деятельности.

В качестве предельных понятий философские категории и принципы не подлежат уяснению в собственных терминах. Именно поэтому они исторически явились предельными, наиболее универсальными основаниями целостно связной совокупности многообразных форм отношений человека к миру. Отсюда субъектно-объектный способ их уяснения как предельных оснований культуры. Предельная широта философских проблем и понятий связана, как мы видим, с их фундаментальностью для общего понимания мира, жизни, отношения человека к миру.

Но, прежде чем приступить к изучению мировоззрения и философских взглядов вышеуказанных мыслителей, рассмотрим процесс становления Беркли, Лейбница и Юма как философов.

БИОГРАФИЯ ДЖОРДЖА БЕРКЛИ.

Джордж Беркли родился 12 марта 1685 года на юге Ирландии в Килкрени. Он был старшим из семи детей в семье мелкопоместного дворянина Уильяма Беркли. В 1675 г. Джордж начал учебу в Килкени, а через пять лет продолжил ее в колледже Троицы в Дублине.

В 1704 г. Беркли получил первую ученую степень бакалавра искусств, в 1707 г. - звание научного сотрудника и начал преподавание в колледже. В том же году были опубликованы анонимно его первые научные произведения - два трактата по математике. Два года спустя Беркли получил первый сан священнослужителя.

В 1709 вышла в свет первая работа Беркли, предвещающая его философское учение - "Новая теория зрения". В следующем году Беркли издает "Трактат о началах человеческого знания", где высказывает свои философские взгляды, новую философскую концепцию.

В 1713 г. Беркли в качестве капеллана лорда Петерборо, чрезвычайного посла при дворе сицилийского короля, отправляется в Италию. Тогда же он пишет одно из своих важнейших произведений - "Три диалога между Гиласом и Филонусом". На следующий год Беркли вернулся на родину, а в 1716 г. снова едет в Италию, на этот раз в качестве гувернера (откуда он вернулся в Лондон в 1721 г.).

В сентябре 1728 года Беркли с целью миссионерской деятельности отправляется на Род-Айленд. Незадолго до своего отъезда сорокатрехлетний Беркли женился на Анне Форстер. Их семейная жизнь была счастливой. Как и в семье его отца, у Беркли было семеро детей, к которым он относился с большой любовью.

Не дождавшись обещанных ассигнований на постройку колледжа, Беркли возвращается осенью 1731 года в Лондон. Сразу после приезда Беркли публикует свою работу - "Алсифрон", где отстаивает христианское вероучение и религиозную мораль. За "Алсифроном" последовало философско-математическое произведение "Аналитик".

В мае 1734 г. Беркли был посвящен в духовный сан епископа Клойнского, после чего он вернулся в Ирландию и поселился в местечке Клойн, где провел практически всю оставшуюся жизнь. Последним произведением Беркли был изданный в 1744 году "Сейрис", в котором были причудливо переплетены терапия, философия и мистика.

В августе 1752 г. Джордж Беркли покинул свою епархию и переехал в Оксфорд, где 14 января 1753 г. он умер.

ФИЛОСОФСКОЕ УЧЕНИЕ ДЖОРДЖА БЕРКЛИ.

Философское учение Джорджа Беркли направлено на опровержение материализма и обоснование религии. Для этих целей он использовал номиналистические принципы, установленные Уильямом Оккамом.

"Все, что существует, единично". Это номиналистическое основоположение служит для Беркли отправным пунктом, из которого следует, что ничто, соответствующее действительности не может быть неединичным и абстрактные понятия суть понятия ложные. Но они, по Беркли, не только ложны, но и невозможны, это философские фантомы. "...Я не могу образовывать отвлеченные представления вообще..." "Если ты можешь образовать мысленно отчетливое абстрактное представление...то я уступаю... Можешь? А если не можешь, то с твоей стороны было бы неразумно настаивать дольше на существовании того, о чем ты не имеешь представления". Беркли различает общие и абстрактные идеи. Первые - это такие, которые могут быть восприняты как наглядные представления. "Я отрицаю абсолютно, - пишет он в "Трактате", - существование не общих идей, а лишь отвлеченных общих идей...". Беркли различает при этом два вида отвлечения. При первом из них представляются отдельные части или свойства предмета, которые в действительности могут существовать порознь. При втором виде отвлечения - такие, которые в действительности неотделимы друг от друга. Их-то и отвергает Беркли как иллюзорные, как пустые слова, которым не соответствует никакое восприятие. В качестве примеров таких абстрактных понятий приводятся: протяжение, движение, число, пространство, время, счастье, добро. Нельзя, уверяет Беркли, образовать отчетливое абстрактное представление о движении или протяжении без конкретных чувственных качеств, как скорое и медленное, большое и малое, круглое и четырехугольное и т. п. Нельзя образовать и абстрактную идею круга, четырех- или треугольника, "который не будет ни равносторонним, ни неравносторонним, ни равнобедренным" .

В отличие от фикции абстрактных понятий общие понятия - это единичные образы, отличающиеся тем, что они служат в нашем сознании как бы представителями однородных вещей, примерами многих частных идей:"...известная идея, будучи сама по себе частною, становится общею, когда она представляет или заменяет все другие частные идеи того же рода". Поскольку за такими словами, как "это", "вещь", или "число","бесконечность", не стоял наглядные образы, - это не более как пустые слова, выдаваемые за идеи. "Если бы люди не пользовались словами вместо идей, они никогда не придумали бы абстрактных идей".

Но что значит: общие идеи представляют частные идеи "того же рода"? Для номинализма "род" не есть нечто общее самим вещам вследствие наличия в них объективного тождества.

Однородность не обнаруживается, а устанавливается сравнивающим сознанием, исходя из его координирующих установок. Для Беркли общее не отражение реального единства, единообразия, присущего самим вещам, а искусственное творение человеческого ума.

Отсюда отрицание Беркли роли абстрактного мышления в познании мира. "Я не думаю также, - пишет он, - чтобы отвлеченные идеи были более нужны для расширения познания".

"Нет такой вещи, - уверяет Беркли, - как десятитысячная часть дюйма, но есть десятитысячная часть мили...". Почему же? Да потому, что "мы при точном исследовании найдем, быть может, что не в состоянии представить себе самый дюйм, состоящим из тысячи частей". "Нет такой вещи", так как мы "не в состоянии представить": возможность представления определяет возможность бытия. Вся теория абстракции Беркли направлена к тому, чтобы доказать, что реально только то, что воспринимаемо или представляемо, но не то, что мыслимо.

Понятие сводится им к представлению, рациональное к эмпирическому; общее к отдельному.

Вторым, из того на что опирался Беркли при построении своей философской концепции, был локковский сенсуализм. Локк разделил качества на два рода, один из которых признается первичным, присущим вещам самим по себе, а второй рассматривается как вторичный, производный, неадекватный. К первичным качествам, объективным и объективно отражаемым в восприятии, относятся, по Локку, протяжение, плотность, движение (трактуемое только как механическое), фигура и число. Все остальное чувственное многообразие дает неадекватное воспроизведение в сознании перечисленных первичных форм существования материи.

Беркли строит свою теорию идеалистического сенсуализма, беря за основу локковское понятие вторичных качеств. Беркли отрицает разделение качеств на первичные и вторичные, сводя первые ко вторым. При этом он абсолютизирует локковское противопоставление вторичных качеств первичным. Беркли совершенно отрывает вторичные качества от их объективной основы, дает им законченно-субъективистскую интерпретацию. Затем он старается доказать, что субъективность, характеризующая вторичные качества, в равной мере присуща и первичным, и, таким образом, все качества в равной мере вторичны, т.е. субъективны. Антимеханицизм непосредственно перерастает здесь в антиматериализм. Все качества у Беркли по сути дела уже не вторичны, поскольку первичные качества аннулируются, их нет больше как объективной реальности. Субъективные качества не выступают как отличные от объективных, не противопоставляются им, ввиду аннигиляции последних. Сфера качеств становится однозначной сферой субъективности.

Исходя из Локка, он порывает с локковским делением качеств, используя относительность восприятия любых качеств.

Все замыслы Беркли были устремлены к тому, чтобы покончить не с механицизмом, как таковым, а с механицизмом как с единственной в то время формой материализма. Что существует, согласно механицистам, вне и независимо от сознания? Материя, сведенная к протяжению. Вот почему допущение протяжения вне мышления подвергается атаке Беркли.

Т.о. сначала истолковав вторичные качества как чистую субъективность, затем сведя первичные ко вторичным, Беркли превратил ощущения из основного средства связи субъекта с объектом в субъективную данность, саму превращенную в объект и исключающую реальный объект, как таковой. В результате идеалистической переработки сенсуализма ощущения из того, через что осуществляется познание, превратились в то, что познается.

Беркли, абсолютизируя сенсуализм, признает непосредственное чувственное восприятие единственно истинным и достоверным, не допуская никакого иного критерия истины.

Ощущение, отождествляемое им с качеством, выступает у Беркли под названием "идея": "Чувственные объекты, будучи вещами непосредственно воспринимаемыми, иначе называются идеями". "Идея" в этом смысле является центральным понятием всего его учения. Благодаря такой терминологии "качество" сразу приобретает у него субъективное содержание. Качество для Беркли - "идея", элемент чувственности, а не свойство вещи. Назвав качество "идеей", он сразу становится на идеалистическую почву.

"Идея" первична. "Вещь" не что иное, как сочетание, комплекс "идей". "Вещь", таким образом, вторична. Не качества предполагают обладающую ими вещь, а, наоборот, "вещь" не более как совокупность качеств, "идей". Беркли аннулирует нераздельное двуединство качеств и вещи.

Атака на материю

Идеалистически переработав номинализм и сенсуализм, Беркли пришел к выводу о несуществовании материи. Для него нет более отвлеченного, более абстрактного (а потому менее оправданного) понятия, чем бытие как таковое, чем понятие носителя качеств как чего-то отличного от самих качеств как субстанции. "Общая идея сущего представляется мне наиболее отвлеченною и непонятною из всех идей", - заявляет Беркли .

К этому Беркли присоединяет еще и сенсуалистические аргументы. Если вещь не более чем коллекция "идей", она не предполагает ничего сверх чувственных качеств, никакого особого их обладателя, субстрата. А раз ни одно из наших чувств не знакомит нас с нею, нам ничего о ней неизвестно и не может быть известно.

Основой берклианского отрицания материи служит его номиналистически-сенсуалистическая концепция познаваемости: наше познание не дает никаких оснований для признания существования материи, поскольку материя как субстанция не есть "идея", не есть то, благодаря чему мы только и можем утверждать о существовании чего-либо. Если же материя не может быть воспринята, если она есть нечто незримое, неосязаемое и т.д., то на каком основании мы можем утверждать, что она существует?

Беркли не проводит отрицания субстанции вообще, а ограничивается отрицанием материальной субстанции. Он заявляет:"я не устраняю субстанции. Меня не следует обвинять в изъятии субстанции из постигаемого разумом мира. Я отбрасываю только философский смысл (который на самом деле является бессмыслицей) слова "субстанция" как материального носителя качественного многообразия, как основы единства мира.

Придав при помощи термина "идея" субъективный смысл понятию "качеств", Беркли заверяет, что "не может быть никакого субстрата этих качеств, кроме духа... Я отрицаю поэтому, что существует какой-либо не мыслящий субстрат чувственных объектов, и отрицаю в этом смысле существование какой-либо материальной субстанции". "...Доказано, что не существует телесной, или материальной, субстанции, остается, стало быть, признать, что причина идей есть бестелесная деятельная субстанция, или дух" . "Из сказанного очевидно, что нет иной субстанции, кроме духа...".

В этом узловом пункте происходит трансформация субъективного идеализма в идеализм объективный путем отхода от номиналистических и сенсуалистических посылок, отслуживших свою службу в критике материализма. Реабилитация духовной субстанции отстраняет не только феноменализм, но и сенсуализм. С самого начала философия Беркли была задумана как расчистка субъективно-идеалистическими средствами пути к объективному идеализму, как феноменалистическое опровержение материализма, обусловливающее возможность построения объективно-идеалистической системы.

Неравноправие обеих субстанций оправдывается у Беркли учением о причинности, которое послужит мостом от феноменализма к спиритуализму.

Материальная субстанция, уверяет Беркли, не только непознаваема, но и нереальна. Сведя качества к ощущениям, он тем самым подходит к выводу, что причиной идей не может быть материя: "Но каким образом материя может действовать на дух или вызвать в нем какую-либо идею, этого никакой философ не возьмется объяснить". Причиной идей может быть только однородное идеям духовное начало. Стало быть, материя неприемлема не только как основание бытия вещей, но и как основание возникновения и изменения этих пучков чувственных качеств.

Но материя не может быть не только причиной идей, она вообще не может быть причиной чего бы то ни было. Ибо причинность предполагает активность, действенность. Материя же по самому существу своему мыслится как пассивное, инертное начало. Беркли противопоставляет материю духу как пассивное начало активному .

"...Материя... пассивна и косна и потому не может быть деятелем или действующею причиною" . "И даже если бы ее существование было признано, как может то, что недеятельно, быть причиною?..". Сказанное относится также ко всем атрибутам, приписываемым материи: "Вполне убедительно доказано, что вещественность, величина, фигура, движение и т.п. не заключают в себе активности или действующей силы, при помощи которой они были бы в состоянии произвести какое-нибудь действие в природе".

Единственный образец активности, признаваемый Беркли, это волевая активность. "Раз есть действие, то должен быть и акт воли". "Нет понятия действия, отдельного от акта воли". И эту активность Беркли приписывает исключительно духу. "Акт воли я не могу себе представить коренящимся где-либо в ином месте, кроме духа".

О бытии

Как же решает Беркли вопрос "что такое бытие?". Первоначальное, предварительное его решение феноменалистично, оно гласит: "esse est percipi" ("быть - это быть воспринимаемым"). Тем самым, исчезает различение содержания восприятия и объекта восприятия: это одно и то же.

Но еsse est percipi чревато солипсизмом, неумолимо влечет к нему, а последовательный солипсизм вместе с материей ликвидирует и бога. Беркли это не устраивает. Беркли отклоняет поэтому логические выводы феноменализма, но не отвергает вместе с тем его посылки, а только ограничивает их, дополняя свою первоначальную формулу бытия.

Вопреки формуле для Беркли esse и percipi, быть и быть воспринимаемым, не тождественные понятия. Быть - это не только быть воспринимаемым, но и нечто иное. Идеи, оказывается, не единственная форма познания и не единственный первоэлемент бытия. Помимо идей, чувственных восприятий мы познаем также "понятия" (notions). Под этим термином у Беркли фигурирует постижение духом своей собственной деятельности.

Душа наша, согласно Беркли, познает себя самое не посредством "идей". То, что мы знаем о духе, не есть идеи. "Духи" совершенно отличны от "идей", между ними нет ничего сходного или общего . Идея совершенно пассивна, недеятельна, и ее существование состоит в том, что она воспринимается. Понятие же - форма познания активного существа, существование которого состоит не в том, что оно воспринимается, а в том, что оно воспринимает идеи.

Значит, бытие духов не бытие идей, оно не заключается в их воспринимаемости, из esse не есть их percipi. Данная ранее формула бытия расширяется: "Existence is percipi or percipere", существовать - это восприниматься или воспринимать, быть - значит быть воспринятым или воспринимающим.

Солипсизма же, полагает Беркли, можно избежать, не выходя за рамки идеализма. Путь к этому - через введение других Я. "Когда я отрицал существование чувственных вещей вне ума, я имел в виду не свой ум в частности, а все умы".

Таким образом, Беркли расширяет свое понятие бытия за пределы воспринимаемого, и практически переходит к обьективному идеализму. Однако следует заметить, что если бытие Я Беркли основывается на непосредственном постижении в "понятии", то бытие других Я не более как допущение по аналогии.

Возникает вопрос: а существуют ли вещи, если они не воспринимаются не только мной, но и другими людьми, если они не являются идеями ни для меня, ни для нас? Переходят ли они в небытие? Нет, отвечает Беркли. Даже если бы "идея" выпала из "поля зрения" всех субьектов, то она продолжала бы существовать в уме бога - субьекта, который вечно существует и "вкладывает" в сознание отдельных субьектов содержание их ощущений. Значит, к бытию как percipi и как percipere добав-

ляется третье определение: posse percipi - возможность восприятия. Так ответив на поставленный вопрос, Беркли практически становится на позиции обьективного идеализма.

Суммируя вышесказанное, можно сказать, что учение Беркли о бытии есть идеалистический монизм, полагающий единство мира в его духовности.

БИОГРАФИЯ ДАВИДА ЮМА.

Давид Юм родился в 1711 г. в столице Шотландии Эдинбурге, в семье небогатого дворянина, занимавшегося юридической практикой. Некоторое время Юм посещал Эдинбургский университет, но из-за материальных затруднений вынужден был оставить учебу. Позже, в 1734 году, он совершил образовательную поездку во Францию на три года, большую часть из которых провел в Ля-Флеш.

Во время пребывания во Франции Юм написал "Трактат о человеческой природе" в составе трех книг, который был опубликован в Лондоне в 1737-1740 г.г. В произведении рассматривались вопросы теории познания, психологии и морали.

В 1741-1742 годах Юм опубликовал книгу под названием "Моральные и политические очерки (эссе)".Эта книга принесла ему значительную популярность на родине.

В середине 40-х годов Юм в качестве секретаря генерала Сен-Клера отправился в военную экспедицию против французской Канады, а затем, в составе военных миссий, посетил Вену и Турин. В Италии он переделал первую книгу "Трактата" в "Исследование о человеческом познании".

В 1752 году Общество юристов избрало Юма своим библиотекарем, и он взялся за создание шеститомной "Истории Англии" - книги, вызвавшей неоднозначное к себе отношение.

В 1763-1766 годах Юм находился на дипломатической службе во французской столице. После возвращения он два года занимал пост помощника государственного секретаря. В 1769 году он вышел в отставку и возвратился в Эдинбург, где стал секретарем Философского общества и занимался просветительской деятельностью.

В начале 70-х годов Юм не раз возвращался к работе над своим последним крупным произведением "Диалоги о естественной религии", но так и не закончил его.

Юм скончался в августе 1776 года.

ФИЛОСОФСКОЕ УЧЕНИЕ ДАВИДА ЮМА

Юм переделал учения Беркли и Локка на агноситческий манер, сглаживая острые углы и устраняя крайние положения. Юм стремился создать философию "здравого смысла", философию осторожную, "сдержанную", чуждую как материализму, так и наивному спиритуализму.

Исходный пункт рассуждений Юма заключается в убеждении, что имеется факт непосредственной данности нам ощущения, а отсюда и наших эмоциональных переживаний. Юм сделал вывод, будто мы в принципе не знаем и не можем знать, существует или же не существует материальный мир как внешний источник ощущений. "... Природа держит нас на почтительном расстоянии от своих тайн и предоставляет нам лишь знание немногих поверхностных качеств" (1, т. 2, стр. 35).

Почти вся последующая философия Юма строится им как теория познания, описывающая факты сознания. Превращая ощущения в абсолютное "начало" познания, он рассматривает структуру субъекта в изоляции ее от его предметно-практической деятельности. Эта структура, по его мнению, состоит из атомарных впечатлений (impressons) и из тех психических продуктов, которые от этих впечатлений производны. Более всего из числа этих производных видов психической деятельности Юма интересуют "идеи (ideas)", под которыми он имеет в виду не ощущения, как это было у Беркли, а нечто иное. "Впечатления" и "идеи" в совокупности Юм называет "восприятиями (perceptions)".

"Впечатления" - это те ощущения, которые получает тот или иной субъект от событий и процессов, разыгрывающихся в поле действия его органов чувств. Итак, "впечатления" суть ощущения субъекта. Но не только. Нередко под "впечатлениями" Юм понимал и восприятия в смысле, отличающем их от ощущений (ощущаются отдельные свойства вещей, а воспринимаются вещи в их интегральном виде). Таким образом, Юмовы "впечатления" - это не только простые чувственные переживания, но и сложные чувственные образования. В состав впечатлений он включает кроме ощущения эмоции, в том числе и бурные (страсти) и "спокойные (calm)" переживания морального и эстетического характера.

Что же понимал Юм под "идеями"? "Идеи" в его теории познания - это образные представления и чувственные образы памяти, а кроме того, продукты воображения, в том числе продукты искаженные, фантастические. К числу "идей" Юм относил также и понятия, так как он был склонен растворять теоретическое (абстрактное) мышление в переживаниях эмпирическх (конкретно-чувственных) образов, подобно тому как это делал и Беркли.

Итак, "идеи" в системе терминологии Юма представляют собой приблизительное, более слабое или менее яркое (не столь "живое") воспроизведение "впечатлений", то есть их отражение внутри сферы сознания. "... Все идеи скопированы с впечатлений" (1, т. 1, стр. 271). В зависимости от того, простыми или сложными оказываются впечатления, идеи также бывают соответственно простыми или сложными.

"Восприятия" включают в себя "впечатления" и "идеи". Они для Юма суть познавательные объекты, предстоящие сознанию.

Ассоциации и абстракции

Человек не может ограничиваться только простыми впечатлениями. Для успеха своей ориентировки в среде он должен воспринимать сложные, составные впечатления, структура и группировка которых зависят от структуры самого внешнего опыта. Но кроме впечатлений есть еще идеи. Они также бывают сложными. Как же образуются последние? На этот вопрос Юм дает свой ответ: они образуются посредством ассоциирования простых впечатлений и идей.

В ассоциациях Юм видит главный, если не единственный способ мышления посредством чувственных образов, а таковым для него является не только художественное, но и всякое мышление вообще. Ассоциации прихотливы и направляются случайными комбинациями элементов опыта, а потому сами они по содержанию случайны, хотя по форме и согласуются с некоторыми постоянными (и в этом смысле необходимыми) схемами.

Юм выделял и различал следующие три главные вида ассоциативных связей: во-первых, по сходству, во-вторых, по смежности в пространстве и времени, в-третьих, по причинно-следственной зависимости. В рамках этих трех видов могут ассоциироваться впечатления, впечатления и идеи, идеи друг с другом и с состояниями предрасположенности (установками) к продолжению ранее возникших переживаний. "... Когда любое впечатление воспринимается нами, то оно не только переносит ум к связанным с этим впечатлением идеям, но и сообщает им часть своей силы и живости... после того как ум уже возбужден наличным впечатлением, он образует более живую идею связанных с ним объектов благодаря естественному переключению установки (disposition) с первого на второе" (1, т. 1, стр. 198).

Во-первых, ассоциации происходят по сходству, которое бывает не только положительным но и отрицательным по своему характеру. Последнее означает, что вместо сходства налицо контраст: так, при переживаниях эмоций нередко появляется состояние аффекта, противоположное прежнему состоянию. "...Второстепенный импульс (movement), - пишет Юм в эссе "О трагедии", - преобразуется в доминирующий и дает ему силу, хотя иного, а иногда и противоположного характера...

Однако большинство ассоциаций по сходству положительное. Юм считает, что ассоциации по сходству играют наибольшую роль в математических размышлениях.

Во-вторых, ассоциирование происходит по смежности в пространстве и по непосредственной последовательности во времени, то есть также по смежности. Это более всего случается с идеями внешних впечатлений, то есть с воспоминаниями о прежних ощущениях, упорядоченных пространственно-временным образом сами по себе идеи, а тем более эмоции "пространственно смежными" в буквальном смысле, находясь в психике человека, не бывают, хотя они, конечно, локализованы в мозгу. Больше всего полезных случаев ассоциирования по смежности, полагает Юм, может быть указано из области эмпирического естествознания. Так "мысль о каком-нибудь объекте легко переносит нас к тому, что с ним смежно, но лишь непосредственное присутствие объекта делает это с наивысшей живостью" (1, т. 2, стр. 55).

В-третьих, возникают ассоциации по причинно-следственной зависимости, которые наиболее важны при рассуждениях, касающихся теоретического естествознания. Если мы считаем, что А - есть причина, а В - следствие, то в дальнейшем, когда мы получаем впечатление от В, у нас в сознании всплывает идея об А, причем может быть и так, что эта ассоциация развивается в обратном направлении: при переживании впечатления или идеи А у нас появляется идея В.

Следует иметь в виду, что, описывая ассоциации по причинно-следственной зависимости, Юм исходит из того, что схема "А есть причина, а В - ее следствие" уже возникла как вообще, так и применительно к любому из будущих конкретных случаев и действует в качестве "готового звена" механизма этой ассоциации.

Учение об ассоциациях разрушало логическую трактовку мыслительных процессов, изымало из мышления его логическую основу. Такую же роль в теории познания Юма исполняет так называемая репрезентативная концепция абстрагирования и обобщения. Юм заимствовал ее у Беркли и включил в свою ассоциативную схему. Но это включение было связано с внесением в данную концепцию нескольких изменений.

Само по себе репрезентативное понимание абстрагирования заключалось в следующем. Существование общих понятий отрицается, и их функцию исполняет чувственный образ - представление одного из единичных предметов. Вслед за Беркли Юм часто пренебрегает отличием понятий от представлений (images), а общего - от единичного.

Какие же изменения внес Юм в эту теорию согласно которой "некоторые идеи являются особенными по своей природе, но, представительствуя, они общи" (1, т.1, стр. 112)?

Во-первых, исходный класс похожих друг на друга вещей, из которого затем извлекается репрезентант, образуется, согласно Юму, стихийно, под влиянием ассоциаций по сходству.

Во-вторых, в отличие от Беркли Юм считает, что чувственный

образ берет на себя роль репрезентанта (представителя всех членов данного класса вещей) временно, а затем передает ее слову, которым этот образ обозначается.

Ассоциативный способ образования чувственных репрезентантов смягчает сугубо индивидуальный их характер, которым они отличались у Беркли. При образовании репрезентанта через ассоциации неповторимые признаки единичного чувственного образа как бы стираются и отвлекаемая идея освобождается от особенностей отдельных впечатлений. Общее начинает проглядывать сквозь единичного репрезентанта как "сторона" всех образов, ассоциируемых по принципу их приблизительного сходства друг с другом. Если у Беркли абстрактная идея есть реальный индивидуальный "предмет" ( комплекс ощущений), то у Юма она отвлекается от индивидуальности в той же мере, в какой ассоциации опираются не на тождество, но именно на относительность этого тождества, то есть на различия между ассоциируемыми идеями: ведь ассоциирование абсолютно тождественных идей не дает ничего, кроме никому не нужных тавтологий. При этой поправке репрезентативная концепция абстрагирования приходит в соответствие с фактами художественного мышления, в котором образный пример, если он удачно подобран, заменяет массу общих описаний и даже более эффективен.

Те идеи, которым Юм придает статус общих, оказываются как бы усеченными частными идеями, сохраняющими в числе своих признаков только те, что имеются и у иных частных идей данного класса. Такие усеченные частные идеи представляют собой полуобобщенный, смутный образ-понятие, ясность которому придает соединяемое с ним, опять-таки по ассоциации, слово.

О существовании субстанции

Решая общую проблему субстанции, Юм занял такую позицию: "невозможно доказать ни существование, ни несуществование материи", то есть занял агностические позиции. Такова же его формула и в отношении субстанционального "высшего духа", то есть бога, хотя в практической жизни Юм был атеистом. Подобной агностической позиции следовало ожидать от него и в отношении существования человеческих душ, но в этом вопросе Юм более категоричен и совершенно отвергает воззрение Беркли. Он убежден, что никаких душ - субстанций нет.

Юм отрицает существование "Я" как субстракта актов восприятия и утверждает, что то, что называют индивидуальной душой - субстанцией, есть "связка или пучок (budle or collection) различных восприятий, следующих друг за другом с непостижимой быстротой и находящихся в постоянном течении" (1, т. 1, стр. 367).

Юм более широко, чем Беркли, рассматривает вопрос существования субстанции. По-иному, чем его предшественник, он понимает и источник возникновения убежденности людей в существование материальной субстанции. Беркли видел причину появления у людей иллюзорной, по его мнению, веры в то, что материальная субстанция существует, в фактах взаимосвязанности и яркости определенного рода ощущений. Их взаимосвязанность предполагалась при этом непрерывной во времени, поскольку наличие разрывов в последовательности ощущений

данную иллюзию ослабляет. Иначе смотрит на этот вопрос Юм: перерывы в восприятиях, наоборот, оказываются, по его мнению, источником веры в бытие субстанциальной их основы, если после перерывов те же самые восприятия появляются вновь и вновь. Для Беркли проблема субстанции сводилась к тому, чтобы как-то истолковать устойчивое сосуществование явлений, а для Юма это прежде всего проблема истолкования связи явлений друг с другом во временной их последовательности. Поэтому, по Беркли, убеждению в существовании материальной субстанции мешает наличие самих временных перерывов в ощущениях, а по Юму, помехой этому убеждению оказываются изменения в характере взаимосвязанных друг с другом восприятий, то есть перемены в "наборе" их сочетаний.

Это значит, что Юм в данной проблеме переносит центр тяжести на вопрос о причинении наших впечатлений. Так, например, рассуждает он, получая впечатления лампы, стоящей на столе и время от времени мной зажигаемой, я полагаю на основании этого, что существует данный материальный объект под названием "лампа". Итак, разрешение проблемы субстанции зависит, с точки зрения Юма, от более общей проблемы причинности.

Придя к мысли о зависимости проблемы субстанции от проблемы причинности, Юм определил субстанцию как предполагаемый центр ассоциативного суммирования перцепций во времени (а также друг с другом) в относительно устойчивую целостность. Ассоциации обеспечивают соединение отличающихся друг от друга комбинаций впечатлений (например, вид некоторого предмета сейчас и его изменившийся вид спустя несколько лет) в представлении об объектах вне человеческого сознания. Эти последние объекты мыслятся как причина комбинаций впечатлений в сознании людей.

Весь этот механизм можно суммировать следующим образом: сначала воображение объединяет похожие друг на друга перцепции в общую для них серию. Затем люди приписывают перцепциям данной серии непрерывное существование и в те интервалы времени, когда их никто не воспринимает. Возникает "фикция непрерывного существования", передаваемого нашими чувствами гипотетическим вещам вне сознания, после чего складывается устойчивое представление о том, что перцепции суть следствия внешних вещей, причинно обусловлены ими.

Перцепции прерывисты и изменчивы, зато вызывающие их внешние объекты относительно постоянны и устойчивы.

Так возникает будто бы раскол действительности на два различных мира: предположительный мир субстанциональных вещей и чувственный мир восприятий. Встает вопрос, имеются ли "мостики" причинения, снова соединяющие эти миры друг с другом?

Проблема причинности

В философии Юма структура причинно-следственного отношения может быть сведена к схеме "событие - событие", где связь означает связь причинения. Но "событие" Юм понимает не в смысле объективно-материального процесса, а в смысле некоторой совокупности чувственных переживаний в сознании субъекта. Таким образом, схема приобретает вид "перцепция - перцепция". Стоит только добавить, что эта концепция стала своего рода классической для неопозитивистов, а самого Давида Юма считают прародителем этого философского течения.

БИОГРАФИЯ ГОТФРИДА ВИЛЬГЕЛЬМА ЛЕЙБНИЦА

Лейбниц - философ XVII в., давшего миру как великих основателей механико-математического знания, так и созидателей метафизических систем. Лейбница причисляют и к первым, и ко вторым, т. е.

к философам. Он- математик и физик, правовед и историограф, археолог и лингвист, экономист и политик.

Готфрид Вильгельм Лейбниц родился 21 июня (1 июля) 1646 года. В 1661 году после нескольких лет самообразования он поступил на юридический факультет Лейпцигского университета. Потом служил при дворе майнцского курфюрста. В 1672 году был послан в Париж, где провел 4 года, и где ему удалось лично завязать контакты со многими видными учеными и философами. Затем с 1676 года и до конца жизни Лейбниц в течение сорока лет находился на службе при Браун-Люнебургском герцогском дворе. Но в его жизни было и немало безрадостного. Окруженный недоверием, презрением и недоброй славой полуатеиста, великий философ и ученый доживал последние годы, оказываясь иногда без жалования и терпя крайнюю нужду. Для англичан он был ненавистен как противник Ньютона в спорах о научном приоритете, для немцев он был чужд и опасен как человек, перетолковывающий все общепринятое по-своему. Горьким был и личный итог жизни и деятельности Лейбница: непонятый и презираемый, притесняемый и гонимый невежественной придворной кликой, он пережил крушение лучших своих надежд. Пренебрежение и вражда власть имущих и церковников к великому мыслителю преследовали его и после смерти.

Ныне всеми признано, что Лейбницу были свойственны исключительно широкий кругозор и диапазон деятельности, одновременное усмотрение разнообразных связей разбираемых им проблем и целеустремленное исследование внутреннего их существа. Лейбниц обладал поразительной сжатостью и точностью стиля, творческой энергией и умением подметить самые различные следствия, вытекающие из выдвинутых им положений.

ФИЛОСОФСКОЕ УЧЕНИЕ ЛЕЙБНИЦА

Главными изложениями философии Лейбница по праву считаются две книги: "Новые опыты о человеческом разуме" и "Теодицея". В первой работе Лейбниц дает не очень систематическое, но весьма содержательное изложение собственных взглядов по многим вопросам теории познания. Вторая книга снабжена подзаголовком "Рассуждение о благости божьей, свободе человеческой и начале зла". Свобода и необходимость в мышлении и поведении разумных существ, границы приложения их воли и диалектика добра и зла - вот те вопросы, которые Лейбниц рассмотрел в "Теодицее". Резюмирующий характер присущ также его поздним сочинениям: "Критика основоположений отца Мальбранша" (1711) и "Монадология" (1714). Переписка Лейбница чрезвычайно обширна: он оставил после себя более 15300 писем к тысяче адресатов на французском, немецком и латинском языках.

Учение Лейбница многопланово, и верно оценить его можно,

только проследив его аспекты по отдельности. Один из них- взаимодействие категорий единого и многого, переходящее в диалектику сущности и явления.

Историко-философские предпосылки его философии - это, прежде всего, те противоречия и трудности, которые обнаружились в двух других великих системах века - Декарта и Спинозы. Этим двум картинам мира Лейбниц противопоставил свою.

Лейбниц видел, что Спинозе не удалось преодолеть дуализм Декарта: раскол мира на две субстанции - телесно-протяженную и мысляще-духовную - сменился его раздвоением на классы модусов двух атрибутов - протяжения и мышления. А в то же время спинозовский субстанциональный монизм не оставлял места реальному многообразию модусов: да, они многообразны, но источник этого - в непонятном произволе или капризе самовыражения атрибутов. Подобное произошло у Спинозы и с понятием свободы: мудрая формула свободы как познанной необходимости оказалась стиснутой железными рамками субстанции.

Значит, задача состояла в том, чтобы бесконечное многообразие действительности объяснить из содержания самой ее субстанциональной основы - единой, но в то же время многоразличной. Многообразие мира - не иллюзия, а реальное проявление структуры самой ее сущности. Сущность не только выражает себя в множестве явлений, но разнообразна внутри собственного единства.

Лейбниц стремится заменить разрыв мира на две субстанции разграничением его сущности и явления, что, с одной стороны, не повреждало бы живую ткань глубинного единства мира и, с другой -объясняло бы, каким образом плюрализм явлений вырастает из монизма сущностей. Проблема соотношения сущности и явления была унаследована от Лейбница Кантом и через него немецким идеализмом первой трети XIX в., а решение ее Лейбницем, состоявшее в том, что сам сущностный мир множествен, оставаясь в то же время единым и потому образуя бесконечную систему, по своему диалектическому глубокомыслию превосходило многие решения, выдвинутые впоследствии. Оно позволило несколько иначе подойти и к проблеме свободы.

Декартова картина мира также вызывала у Лейбница неудовлетворенность. Если Лейбниц был согласен с Декартом, что мир не содержит в себе "перерывов" в виде Ньютоновой пустоты, то он не мог принять взаиморазобщенность материи и духа, свойственную физике и метафизике Декарта: там, где, по Декарту, господствует телесная субстанция, налицо пассивные протяжения и нет места для внутренней, а тем более для духовной активности; там же, где Декарт постулировал мыслящую субстанцию, дух оказывается в самоизоляции и в нем нет ступеней развития от бессознательного ко все более сознательному.

Итак, в философской картине мира должны найти себе подобающее место не только пространственные протяжения, но и силы, пронизывающие ткань Вселенной в физической картине мира. Роль, отводимая силам Ньютоном, недостаточна, и она нуждается в философском

обосновании и развитии. Декарт не дал его вообще, а Спиноза обосновал нечто противоположное - не активность модусов, а их пассивную зависимость от неизменной субстанции.

В противоположность Декарту и Спинозе Лейбниц определяет место сил не в явлениях мира, а в самой его сущности. Они заполняют ее всю, они и есть сама сущность. В явлениях силы обнаруживают свои действия, но здесь видимы не сами силы, а последствия их активности; в области сущностей эта активность кипит беспрестанно, но она невидима, так как "прикрыта" чувственными явлениями. Поскольку силы не чувственны, то они - и здесь Лейбниц заключает ошибочно - не материальны. Но в то же время они бессознательны, то есть еще не обладают сознанием. Так они соединяют в себе то, что было разъединено Декартом,- духовность и бессознательность.

Но еще более важно то, что Лейбницем восстанавливается единство мира и притом сразу как бы в двух измерениях: с одной стороны, в отношении сущности, а с другой стороны, в соотношении сфер сущностей и явлений.

В итоге вырисовывается такая картина мира: сущности просты, то есть неделимы, а значит, непротяженны; явления сложны, делимы, протяженны. Сущности - это энергия как сублимация духа и дух как источник и высшее развитие энергии; явления - это чувственные обнаружения духовной энергии и то, что в чувствительности выступает под именем материальных, геометрических, кинематических и физико-динамических характеристик. Всякий дух есть сила, а всякая сила есть субстанция. Поэтому, сколько сил, столько существует и субстанций.

В этой философии мир оказывается именно системой субстанций-сил, ибо единство и неисчерпаемое многообразие сущностей и явлений может обрести свой синтез только в понятиях всепронизывающей организованности, упорядоченной структурности. Сил-субстанций как центров сосредоточения колоссальных энергий бесконечно много, ибо ограниченность их количества, а тем более единственность не могли бы обеспечить безграничной неисчерпаемости явлений. Абсолютная противоположность субстанций-сил друг другу разрушила бы единство мира. Выход из положения в том, чтобы найти такую характеристику и структуру отношений между субстанциями, которые объясняли бы поразительную взаимосогласованность и упорядоченность их действий.

Необходимо охарактеризовать и высший принцип единства мира, превращающий какофонию независимых друг от друга субстанций в стройный, гармоничный хор. Лейбниц стал искать решение этих проблем в представлении об изначальной, то есть предустановленной, гармонии мира и понятии бога, завершающем собой восходящий ряд субстанций.

Мотив великого синтеза проникает через всю систему Лейбница. За полтора столетия до Гегеля он рассматривал историю прошлой философии не как скопление ошибок и заблуждений, а как источник великих уроков и догадок. Другим учителем для новой системы была современная наука: ее открытия стояли у истоков монадологии Лейбница.

Теория МОНАД

По мысли Лейбница, из одной-единственной субстанции неповторимое многообразие вещей и качеств бесконечной Вселенной произойти не может, так что принцип качественного многообразия должен быть введен в саму субстанцию. Философ был прав, считая, что в самой природе бытия должна быть налицо многокачественность. Но это выступление против монизма Спинозы нельзя оценить однозначно. Лейбниц был прав, критикуя Спинозу за то, что его учение о свойствах субстанции не только не дает возможности осуществить обоснованный переход к неисчерпаемому многообразию мира модусов, но даже препятствует ему, но Лейбниц был не прав, полагая, что такому выведению препятствует то, что Спиноза исходит из понятия одной субстанции.

Утверждая, что субстанций бесконечно много, Лейбниц смешивал две различные проблемы - философского и естественнонаучного многообразия вещей. Отсюда ошибочность его требования, чтобы существовало беспредельное множество субстанций. Правда, он достигает единства и упорядоченности субстанций, утверждая наличие среди них строгой и всеобъемлющей иерархии, так что они составляют систему. Поскольку между субстанциями Лейбница имеется качественное родство, они составляют своего рода семейство. Здесь мы обнаруживаем диалектику единства и многообразия реального мира, но эта диалектика в данном случае достигается дорогой ценой - ценой идеализма, поскольку все субстанции роднит между собой общая их духовная природа.

Поэтому различия между субстанциями оказываются не пространственно-временными и механически-количественными, а духовно-психическими и органически-качественными. Метод Лейбница распространяет индивидуализацию и автономность по всему миру, до самых отдаленных его уголков. Подобно различным человеческим личностям, субстанции индивидуальны и неповторимы, каждая из них обладает своеобразием, на свой манер изменяется и развивается, хотя развитие их всех происходит в конечном счете в едином направлении.

При всей своей индивидуальности субстанции родственны друг другу не только в том, что все они духовны, но и в том, что они вечны и "просты", т. е. неделимы. В этом смысле, а также в том, что пространственные различия для них вообще не существенны, они представляют собой "точки" - точки не математические или физические, а "метафизические".

Физические "точки", по Лейбницу, в принципе всегда сложны, то есть реально и познаваемо расчленимы, делимы на их составляющие, так что в телесной природе не существует никаких окончательных, далее не делимых элементов. Точки математические суть абстракции, а не реальность.

Лейбниц не только характеризует субстанции, ссылаясь на данные микроскопии как "живые точки", но и считает их своего рода метафизическими дифференциалами, некими бесконечными малыми сущностями. При строгом употреблении всех этих терминов возникает логический тупик, так как конечная бесконечность невозможна, как и любое ей аналогичное понятие. Но при иносказательном употреблении нет более подходящего обозначения для субстанции. Им не свойственна протяженность, но и в этом смысле они суть точки, то есть как бы пространственные "ничто", но, будучи субстанциями, они полны содержания и неисчерпаемы.

Будучи метафизическими точками или "живыми нулями", субстанции Лейбница с не меньшим правом могут называться и метафизическими индивидуальностями, то есть Aмонадами (от греч. monas - единица), как философ стал называть их с 1696 г.

Монады не возникают, ибо возникновение субстанций из ничего было бы чудом, а телесное возникновение как соединение ранее существовавших частей не присуще субстанциям. Они и не гибнут, ибо погибать могут только сложные тела, распадаясь на свои составные элементы. Субстанция не может умереть, то есть монады "бессмертны" и в этом подобны духам.

В чем состоит жизнь монад? Всякая жизнь есть деятельность, и

субстанции не могут бездействовать, с другой стороны, только субстанции могут обладать деятельностью. Монадам чужда пассивность, они чрезвычайно активны, и можно сказать, что именно активное стремление составляет их сущность. Каждая из них есть постоянный и беспрерывный поток перемен, в котором изменение реальности и развития совпадают. Монады - это силы, и поскольку они духовны, а в то же время суть "точки", то они представляют собой центры сосредоточения сил разнокачественных, но всегда идеальных. Принцип активного стремления у Лейбница распространен на всю природу - в этом его естественнонаучное значение.

Идеалистическое понимание Лейбницем вопроса о субстратности монад неизбежно сказалось и на трактовке их динамизма. Сущностные силы - это силы "первичные", вечные, всегда живущие в своих действиях, неповторимые и соединяющие в себе способность к изменению и тенденцию к актуализации. Актуализация устремлена из идеально-духовного в материальное: духовные силы порождают духовное движение, которое обнаруживает себя затем как движение материальное, и уже отсюда далее проистекает протяженность и структурность физических процессов. Монады суть "точки" в том, в частности, смысле, что они суть сосредоточения неделимых вследствие своей духовности сил, которые нельзя ни раздробить, ни размножить. Делимо пространство и повторимы его фрагменты, а монады неделимы не только вследствие своего точечного характера, но и потому, что по своей сущности они вне пространственных измерений.

Динамические свойства монад не носят векторного характера, силы монад не имеют направлений.

Монады рассматривались и описывались Лейбницем по аналогии с человеческими "я". Их жизнь заключается не только в деятельности, но и в сознании. Спиритуалистический смысл понятия "монада" у Лейбница и основанной на нем онтологии, то есть монадологии, постоянно раскрывался философом через аналогии и примеры из области фактов психологии личности. Лишь рассмотрев свойства души, подчеркивал Лейбниц, можно понять особенности монад, тем более что человеческие души также монады.

Так, личность, изменяясь на протяжении всей жизни человека,

остается именно данной личностью, сохраняющей сознание непрерывности своего существования во времени. "Движение" каждой монады есть ее духовное изменение, развитие. Вся огромная совокупность монад напоминает "народ", сознание которого есть сочетание сознаний составляющих его отдельных монад-личностей.

Имея общую духовную природу и общее происхождение, все монады не тождественны друг другу, подобно тому, как различаются характеры, ум и взгляды людей. Различия между монадами, как и между человеческими душами, могут быть указаны по крайней мере по двум основным параметрам - по "углу зрения" на мир, т. е. по оригинальности структуры сознания, и по степени общего развития, активности и совершенства.

Согласно принципу постепенности, монады не только отличаются друг от друга, но и в той или иной мере похожи друг на друга именно так, как это бывает у людей, в результате чего образуются различные группы и виды монадного царства.

Всеобщая совокупность монад похожа и на республику: ведь подобно душам людей каждая из них - обособленный мир, обладающий своим содержанием, в которое не может внедриться никакое духовное содержание извне и из которого не может ничего "просочиться" вовне. Каждая монада - замкнутый космос, и отсюда знаменитое изречение Лейбница: "Монады вовсе не имеют окон, через которые что-либо могло бы войти туда или оттуда выйти". Монады не могут воздействовать ни на что вовне себя и сами не подвержены никакому внешнему влиянию - в этой самодостаточности их совершенство, а в их самоограниченности гарантия того, что мир представляет собой не хаос, а систему.

Лейбниц мечтал как о гармоничной координации монад, так и об их субординации, образующей систему управления. Но все это недостижимо, поскольку противоречит самозамкнутости монад, а объяснение Лейбница, что одни монады охотно подчиняются другим, если близки их взгляды на мир, крайне искусственно. Если монады самозамкнуты, то невозможна не только их организация в систему руководства и подчинения, но и диалог.

Изъяв монады из реального вещественно-протяженного мира, Лейбниц обособил тем самым существенные отношения от феноменальных:

факт взаимодействия между вещами перестал быть в его глазах свидетельством связей между монадами. "Метафизическим точкам" невозможно общаться друг с другом, если нет пространства для их общения и сами они внепространственны.

Перенесение окказионалистского решения проблемы на монады, по-которому бог, беспрерывно воздействуя на них, гармонизирует и приводит во взаимно однозначное соответствие их состояния, не вполне удовлетворило Лейбница. Оставалось именно в собственной внутренней деятельности каждой монады искать причину ее единства со всеми остальными монадами и описать процессы, ведущие к этому единству. Отсюда вытекала задача охарактеризовать эту внутреннюю деятельность монад именно как определенную историю их жизни.

Данный замысел содержал в себе некоторое диалектическое зерно. Оценка этого замысла носит двойственный характер. Акцент на беспредельную неисчерпаемость содержания каждой монады усиливает то качественное многообразие мира, которое определяется фактом различия всех монад друг от друга. И если их оригинальность и неповторимость говорит скорее против мирового единства и гармонии, чем в его пользу, то бесконечное многообразие внутри каждой из них дает надежду на обретение этого единства и гармонии вновь, потому что в каждой монаде может быть нечто такое, что соответствует в тот или иной момент времени состояниям и изменениям всех остальных монад.

Если же ограничиться лишь самодостаточностью для каждой монады ее внутреннего индивидуального мира, то тем самым закрепляются метафизические черты всей системы Лейбница. Внутреннее, в таком случае, обособляется от внешнего, монада ревниво замыкается своем личном и неповторимом, хотя в этом неповторимом всегда можно найти что-то, приблизительно соответсвующее неповторимым чертам каждой из всех прочих монад. Иного результат и не могло быть, коль скоро субстанция Спинозы - весь макромир, а субстанция у Лейбница - это частный и строго индивидуальный микромир.

Как Лейбниц понимал внутреннее развитие монад? Каждая из них живет более или менее интенсивной жизнью, которую можно объяснить опять по аналогии с психической жизнью людей: ощущения, созерцания, представления, самосознание - вот ее ступени. Монады как бы двулики: стремление и восприятие - это две стороны их жизни. Саморазвитие каждой монады - это переход ее ко все более высоким ступеням сознания, что совпадает с прогрессом ее познания.

Впоследствии эту идею Лейбница сделал центральным принципом своей философии Гегель: развитие субстанции, ее самосознания и познания есть одно и то же.

Развитие монады происходит в соответствии с принципом непрерывности. Представления, будучи у одной и той же монады в разное время и у разных монад в одно и то же время неодинаковыми и обладая разной степенью ясности, постепенно делаются все более отчетливыми и полными.

Самые низшие монады Лейбниц называл "голыми"; они составляют главным образом неорганическую природу, и их нельзя назвать ни мертвыми, поскольку смерти нет, ни живущими той жизнью, которой живут сознающие души. Эти монады "спят без сновидений", и они составляют камни, землю, траву и т. п.

Между так называемой неживой природой и живой существует непрерывная связь через цепочку посредствующих звеньев, т. е. промежуточных существ. Здесь вступает в силу принцип непрерывности метода Лейбница. Ступени перехода есть и внутри органической природы - между растениями и животными и людьми.

Второй класс монад отличается тем, что его элементы обладают ощущениями и созерцаниями. Самым неразвитым представителям этого класса свойственны пассивные, т. е. подсознательные и полусознательные, смутные созерцания. Излюбленными примерами таковых служат у Лейбница едва слышный для нас шорох, издаваемый падающей песчинкой, и слабый шум прибрежных волн. Но это значит, что смутные перцепции, по Лейбницу, имеются не только у низших, но и у развитых монад (душ). Основной состав второго класса - животные. Их деятельность преимущественно страдательна, пассивна; самосознание им не свойственно.

Третий, самый высокий из известных нам класс монад образуют души людей. Это духи - активные сознания, обладающие памятью, способностью к рассуждению. Усредненный элемент третьего класса был для Лейбница той моделью, по которой он формировал учение о монадах вообще.

Итак, монады при всем безграничном их качественном разнообразии, составляют всеобщую последовательность, систему. Развитие монад низшего класса имеет целью достижение состояния монад более развитых, животных, а развитие последних устремлено к состоянию духов. Но и у высших, духовных монад, т. е. людей, наблюдается та же картина - их сознательной жизни, ориентированной на развитие научного и философского мышления, предшествуют довольно примитивные состояния как в детстве, так и на начальных стадиях познания ими любого объекта, поскольку оно начинается с пассивной чувствительности. В монаде более высокого ранга всегда присутствуют низшие состояния. В свете этого учения Лейбница получает новое осмысление теория Аристотеля о трех уровнях (видах) души - растительном, животном и разумном, т. е. мыслящем. Рациональное содержание этой теории в том, что высшие функции организма не могут осуществляться иначе как на основе низших функций, то есть первые зависят от последних.

Сходство программ всех монад выражается и в общности тенденций развития их эмоциональной жизни. Совершающиеся в них познавательные процессы внутренне связаны с желаниями, составляющими как бы их другую сторону. По мере усиления познавательной активности монад возрастают и их желания, которые в свою очередь становятся источником дальнейшего прогресса монад, их ориентации на переход во все более высокие, т. е. совершенные состояния. Монады к этой цели "страстно" стремятся, их объединяет в этом общая по содержанию телеология, хотя она всегда в разной мере реализуется разными монадами, и иерархия по степеням совершенства имеет место также с точки зрения степени реализации общей для всех них цели.

Каков же конечный пункт телеологического развития монад и как "далеко" он "отстоит" от людей? Каков исходный пункт их развития в мировой последовательности?

Вопрос об исходном пункте решается с точки зрения непрерывного ряда "метафизических дифференциалов": какая бы неразвитая монада не была названа, всегда можно в принципе указать какую-то другую, еще менее развитую, так что, обозначая "начало" всемирной последовательности, мы имеем в виду опять-таки некую разновидность бесконечного множества. Таким же подходом определяется решение проблемы существования класса или классов монад post humanum - после людей.

Конкрентный ответ здесь невозможен, так как действует принцип "высшие монады непостижимы для низших", но общий характер ответа намечается явственно - такие классы не могут не существовать, ибо нет конца ни желаниям монад-людей, то есть стремлению их к дальнейшему совершенствованию, ни общему прогрессу всего их коллектива. Лейбниц считает, что во Вселенной есть живые существа, более совершенные, чем люди.

Однако высший пункт в цепи прогрессирующих монад - это не люди, но и не существа, более совершенные, чем человек. А существует ли этот пункт вообще? Или это регулятивная, но объективно как раз не существующая цель стремлений? Как целевая причина - объективная или же регулятивная - этот конечный пункт оказался бы одновременно и окончательной "пружиной" эволюции любой монады, упорядочивающей и согласовывающей ее деятельность с деятельностью всех остальных монад.

Для ответа на последний вопрос присмотримся поближе к мировой последовательности монад. Она не выражает развития системы монад в том смысле, что происходит превращение одних монад в другие,- такое развитие Лейбниц отрицал. Но прогресс каждой из монад в едином их ряду в принципе ничем, нигде и никогда не может быть остановлен, хотя их развитие и совершает часто попятные движения, поскольку от того, что в мире явлений называют смертью, а в мире сущностей - инволюцией монад, происходит временное возвращение их на более низкий уровень духовной жизни, и нет, кроме того, гарантии, что после каждого такого возвращения сразу же последует подъем на ранее достигнутый, а тем более на еще более

высокий уровень.

На условной линии развития нет завершения, если рассматривать ее как последовательность всех монад, расположенных в соответствии с актуально достигнутой в данный момент степенью их развития. Ведь та часть последовательности, которая расположена после монад - душ человеческих, безгранична, представляя собой как бы направленный луч. В безграничной Вселенной не только безгранично велико число более совершенных существ, чем люди, но и безгранично велико число различных степеней совершенства, присущего различным их группам.

У беспредельности нет конечного предела, но есть "предел" бесконечный, если саму беспредельность интерпретировать как предел! Этот "предел" саморазвития, совершенствования и самопознания монад выступает у Лейбница под именем "бог"...

Лейбниц был творцом одной из самых оригинальных и плодотворных философских систем нового времени. Диалектика, логика и глубоко научный стиль - вот что характеризует лучшие стороны его философского творчества. Эта философия впитала в себя достижения предшественников и современников, дала свой ответ на их искания, а во многом и обогнала свое время.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подводя итоги, хочется сказать следующее. Конечно, в философии этих философов много уязвимых мест, со многим можно несоглашаться, спорить. Но, как известно, в споре рождается истина. А, так как, данная работа не преследовала цели защитить взгляды философов, то предоставим им отстаивать свои мировоззрения при помощи собственнных аргументов, в красоте и нетривиальности которых мы уже могли убедиться.

Кроме того, отрицать огромное значение этих мыслителей для всей мировой философии наверняка невозможно. Ими оставлено большое творческое наследие, которое используют даже современные философские школы. И оставить без внимания философские концепции Джорджа Беркли, Давида Юма и было бы большой ошибкой для человека, всерьез интересующегося философией.

Array