1. Духовное и телесное в человеке.
2 . Основные сферы духовной деятельности:познание,мораль,искусство.
3.Индивидуальное и коллективное бессознательное в структуре личности.
4.Панятие отчуждения и многообразие его форм.
5.Человек и общество: концепция "социального атомизма"
и тоталитаризма.
6.Проблема власти в обществе.
7.Понятие массы и элиты.
8.Массы и творческие личности,как субъекты истории.
9."Три системы истины":истина чувств,истина разума, и истина веры.

1. ДУХОВНОЕ И ТЕЛЕСНОЕ В ЧЕЛОВЕКЕ

Представления о телесном и духовном претерпели в истории культуры значительную трансформацию. Античность, оставившая в наследство искусство заботы о себе, высоко ценила здоровое и красивое человеческое тело, ставшее не природным, а культурным, наделенным общественно значимыми символами. Внешность, манеры, жесты, одежда -- все это свидетельствовало о происхождении и положении человека и выражало его отношение к системе общественного порядка. Древние общества вообще придавали значение не столько тому, что думает или переживает человек, сколько тому как он себя ведет. Средневековье, напротив, чрезмерно интенсифицировало дух и культивировало не столько заботу о теле, сколько заботу о душе, в рамках которой вырабатывалась сложная психотехника сдерживания аффектов и влечений. В новых общественных условиях все более важным становились желания, намерения и мысли человека и поэтому контроль за страстями души становился серьезной общественной проблемой. Её решение взяла на себя религия, эффективно использовавшая для этого процедуры покаяния, действующие на основе тщательных классификаций грехов. В Новое время основной антропологической константой сделался разум, способствующий росту самодисциплины, сдержанности, предусмотрительности и дальновидности людей.

В классической философии человек считался хозяином собственного Я, способным управлять душевными страстями и телесными желаниями на основе разума. Вместе с тем множество непроизвольных действий, непонятных фобий и неврозов свидетельствовали о том, что поступки человека определяются не только рациональными общественными нормами, но и бессознательными аффектами, влечениями и желаниями, которые по причине их не моральности вытесняются из сознания, но остаются при этом сильнодействующими мотивами поведения и вызывают либо осуждаемые общественной моралью проступки ,либо в случае подавления этих желаний к сильнейшим нервным расстройствам. Критика метафизики разума и реабилитация бессознательного Фрейдом может сравниться с коперниканской революцией, превратившей Землю из центра Вселенной в рядовую планету Солнечной системы. Архипелаг бессознательного, исследованием которого занимался Фрейд, оказался обширным, и весьма своеобразным. Для его изучения оказались малопригодными классические методы рефлексии. Они были трансформированы или заменены психоанализом. Однако у Фрейда еще сохранились многие устаревшие моральные оценки бессознательного как сосредоточия всего порочного и аморального. К. Юнг попытался освободиться от давления этих догм и развил концепцию «архетипов» коллективного бессознательного, которые, по его мнению, выполняют роль носителей культурной энергии и способствуют единству мысли, чувства и дела. Речь идет об очень сложной проблеме подавления и запрещения унаследованных от прошлого инстинктов и сохранении при этом исходной психической энергии желаний, которая должна использоваться или, как говорит психоанализ, «сублимироваться» в культурном творчестве.

Жизнеспособность общества во многом определяется телесным и духовным здоровьем его граждан. С одной стороны оно заинтересовано во всестороннем развитии и удовлетворении потребностей и желаний, а с другой, стремится преобразовать их для приведения в соответствие с возможностями политики и экономики. Сегодня на это обращают явно недостаточное внимание, что вызвано устаревшим пониманием власти как формы запрещения, репрессии и обмана. Это «критико-идеологическое представление не соответствует действительности, так как власть не только подавляет, но и интенсифицирует искусственные телесные желания и уже не просто обманывает людей, а делает их такими, какими нужно.

Возникает вопрос: как же возможно изменение тела? Разве оно не является природной данностью, а его потребности естественными и неизменными? Разумеется тело растет, формируется, стареет и умирает как вегетативная система, неподвластная указаниями разума. Однако еще с древности осуществляется всесторонняя культивация тела с целью приспособления человека для выполнения тех или иных общественных функций. Тела раба и господина, рыцаря и священника, ученого и рабочего значительно отличаются друг от друга и при этом не столько внешне, сколько внутренне по типу реакций, влечений, способности самоконтроля и самоуправления. Физические игры и танцы, раскраска и татуировка, выработка манер и жестов, контроль над аффектами -- все это способствует управлению телом, его потребностями и влечениями. Цивилизация связана прежде всего с формированием особых дисциплинированных тел, на дрессуру которых любое общество затрачивало значительные усилия. Например, становление капитализма связано не только с интеллектуальными или техническими открытиями, но и с преобразованием рыцаря и крестьянина в буржуа и рабочего. Для этого потребовалось создание специальных дисциплинарных пространств, в рамках которых происходила замена прежней системы стимулов и реакций на новые желания и стремления.

Учитывая опыт культуры, создающей искусственные, символические общественно необходимые тела, философия должна обратить пристальное внимание на историю телесности. Хотя сегодня общество не прибегает к пыткам и наказаниям с целью дисциплинарного воздействия, тем не менее нельзя сказать, что тело «приватизировано» и является так сказать личной собственностью человека, вольного испытывать и удовлетворять любые желания. На самом деле семья и школа, литература и медицина в форме разного рода моделей и рекомендаций здорового и красивого образа жизни способствуют самоконтролю и самодисциплине в отношении тела.

Наблюдая широкомасштабное техническое освоение природы, человечество не заметило появления не менее впечатляющих технологий преобразующих внутреннюю природу человека и прежде всего систему его телесных импульсов и желаний. Традиционные практики дрессуры и дисциплины тела, включающие не только телесные наказания, но и систему физических упражнений, диету, танцы, практические навыки, оказались недостаточными в современной цивилизации. Во-первых, повысились требования к точности, предусмотрительности и расчетливости: современный человек по некоторым параметрам превосходит своим терпением христианских аскетов. Во-вторых, современное производство искусственных продуктов предполагает искусственные потребности: человек должен любить общество, в котором он живет, принимать духовные и материальные ценности, которые производятся системой. В-третьих, общественный порядок, реализующийся не как внешнее принуждение, а как самодисциплина и ответственность, опирается на сложную игру нормы и патологии, которая превосходит технику греха и покаяния и нередко оказывается слишком рискованной для человека о чем и свидетельствует рост психических заболеваний.

Люди болеют не так, как животные и психические заболевания наиболее ярко свидетельствуют о том, что душевные аномалии имеют культурное происхождение. Это обстоятельство не всегда последовательно учитывалось в классическом психоанализе, представители которого, фиксируя противоречие культурных норм и телесных желаний, нередко натуралистически истолковывали последние. На самом деле «эдипов комплекс» вовсе не является чем-то врожденным, а складывается в буржуазном обществе с его новыми дисциплинарными пространствами: отдельное жилье, школы с раздельными классами, гувернантки и педагоги, образы «папочки» и «мамочки» и т.п. Возникает вполне обоснованное подозрение, что «запретные» желания, описываемые психоаналитиками, не только имеют искусственное происхождение, но и намеренно интенсифицируются, чтобы эффективно управлять человеком. Втягивая человека в игру соблазна и морального осуждения, общество добивается послушания гораздо более эффективно, чем прямыми запретами.

Если классическая философия считала разум господствующей и контролирующей аффекты инстанцией в человеке, то романтическая установка разрабатывала своеобразную «метафизику экстаза», согласно которой спонтанная чувственность ближе к природе, она в принципе не подлежит искажающему воздействию власти и стало быть выступает опорой истины и подлинного бытия. Понятие бессознательного как модус экстатического и внерационального, как выражение стратегии воли к жизни, которую сковывают знание и мораль, первоначально разрабатывалось в русле этой традиции. Даже Ницше, проявивший удивительную проницательность в разоблачении механизмов фабрикации телесных органов, необходимых для существования европейской цивилизации, выдвинувший проект культурной органологии, тем не менее не вполне освободился от идеализации своего Заратустры ибо мыслил его в дискурсе абсолютного и совершенного сверхчеловека, обитателя горних вершин.

Фрейд, казалось, освободился от метафизических установок и естественнонаучным образом приступил к изучению архипелага бессознательного. При этом главной его мыслью представляется подход к нему как к энергетическому базису, рациональное использование и расходование которого должно быть изучено и поставлено под контроль. Этим подходом определяются функции понятий желания и либидо, которые не исчерпываются, как думали некоторые исследователи психоанализа, возрождением понятия природы. В нём можно выделить два разных полюса: экспликацию динамики желания, включая цель и объект, исполняемый и отсутствующий; понимание либидо как первичного влечениями в работе «По ту сторону принципа удовольствия», где этот процесс исследуется в двух режимах: эроса и танатоса. Изначальная энергия рассекается на два потока, задающих психику, телесность и их отдельные органы. Наиболее интересной аналогией выглядит характеристика этих влечений как бесконечного повторяющегося процесса, имеющего кибернетический, т.е. стохастический характер. Бесконечное повторение при условии отсутствия единства танатоса и эроса указывает на нечто иное, а именно на то, что наслаждение -- это прежде всего энергетический процесс. Именно в этом состоит своеобразие фрейдовского подхода к удовольствию, которое обычно раскрывается как чувство связанное с потреблением, созерцанием, пониманием, моральным удовлетворением и т.п. Желание выступает как либидо, как производительная сила способная к разнообразным превращениям и изменениям в самых неожиданных формах, и как энергия, канализируемая и используемая в различных системах для производства необходимых аффектов, т.е. превращаемая в нечто иное. Эта сторона желания описана Фрейдом при разъяснении принципа константности, соединяющего эрос и реальность. Именно здесь ярче всего проявляется сходство с Марксом, который использовал понятие рабочей силы в качестве основания общественной системы. Как и эрос она подчинена своему принципу константности, который реализуется в законе стоимости, обеспечивающем обмениваемость разнообразных продуктов труда. Другой режим энергии присущ либидо, которое, как кажется, не регулируется и не контролируется в рамках общественной системы труда или дискурса ибо это энергия смерти и разрушения. Но фактически эта энергия оказывается столь же позитивной как и та, что циркулирует по сетям порядка и используется для воспроизводства, но отличается лишь чрезмерностью и поэтому тематизируется Фрейдом не как биологические регулярные ритмы, а как «химические» реакции, имеющие взрывной характер вызывающие страдание, и в этом по своим последствиям подобным «кризисам» Маркса. Таким образом нельзя считать, что Фрейда интересовал некий невыразимый или запретный предмет или содержание мечтаний. Для него самым важным было изучение преобразования энергии желания в разнообразных формах манифестируемого содержания от описания сновидений до научного и художественного творчества.

В этом и проявляются границы психоаналитического проекта, который требует дополнения смысловыми интерпретациями. «Но,- как отметил П.Рикер,- общую структуру, в которую можно было бы вписать фрейдовскую метапсихологию, наряду с чуждыми психоанализу герменевтиками, нужно создавать почти заново» (Рикер П. Конфликт интерпретаций. М., 1995. С. 222). Фрейдовский регрессивный подход, выявляющий в культурных феноменах следы архаичных желаний, является выражением попыток разоблачения сознания, начатых Марксом и Ницше. Классическим теориям культурного творчества, ориентированным на раскрытие роли высших ценностей, они противопоставили «генеалогический» и «социологический» методы редукции сознания к фундаментальным практикам труда и власти. Вместе с тем редукция не исключает проекции: сила овладевающая справедливостью в форме дискурса оправдания трансформируется из чистого насилия, аргументом которого является смерть, в право, которое хотя и остается правом сильного, вместе с тем затормаживает и ограничивает проявление инстинкта агрессии. То же самое можно сказать и относительно морали. Ницше разоблачал ее как способ выживания слабых и завистливых людей, Фрейд видел в ней ограничитель исходных инстинктов эроса и танатоса и считал ее источником навязчивый невроз. Воля к власти угрожает существованию и поэтому для ее обуздания необходимо культивирование чувства виновности, но последнее делает индивида несчастным и неудовлетворенным. Так противоречие основных инстинктов переходит на высших фазах развития в другие конфликты, которые в частности и задают динамику культуры. Поэтому психоаналитическая интерпретация художественного творчества должна быть дополнена изучением тех новых проблем, которые вызваны цивилизацией. Сети порядка, полиморфная техника власти делают механизмы сублимации исходной энергии все более тонкими и опосредованными. В этих условиях герменевтическая интерпретация и деконструкция, соединенные с критической рефлексией, выступающей по существу как метагерменевтика, позволяют не только эмансипировать человека от иллюзий и инфантильных желаний, а также от давления дисциплинарных пространств общества, но и контролировать стратегические ориентации, ценности структуры различия и дифференциации, определяющие цели, потребности, желания, вкусы и идеалы.

В ходе истории формируются различные типы телесности и каждый общественный уклад вносит свою лепту в общецивилизационный процесс контроля и управления телом. Оно, таким образом, не может рассматриваться как природная данность или неизменная субстанция. В современной цивилизации наблюдается особенно интенсивный процесс производства новых и экзотических форм телесности, который радикализируется искусством, кино, рекламой, фотографией, компьютерной техникой. Поверхность тела заполняется все новыми знаками и символами, которые производятся масс медиа и читаются людьми. Различия «плохого» и «хорошего», «красивого» и «некрасивого», «нормального» и «аномального», задаваемые образцами рекламной продукции и используемые для формирования желания в производимых товарах, интенсивно преобразуют «естественное» человеческое тело. В этой связи философия, которая традиционно строилась как критика познавательных заблуждений и идеологических предрассудков, должна обратиться к изучению телесных практик современного общества и тем самым способствовать эмансипации людей.

2. ОСНОВНЫЕ СФЕРЫ ДУХОВНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ:

ПОЗНАНИЕ , МОРАЛЬ, ИСКУССТВО

Культура - исторически определенный уровень развития общества,
творческих сил и способностей человека, выраженный в типах и формах
организации жизни и деятельности людей, в их взаимоотношениях, а также в
создаваемых ими материальных и духовных ценностях», - читаем в Большом
энциклопедическом словаре. Мне кажется, культура относится к тем
«фундаментальным» понятиям, которые точно определить невозможно. Вообще,
под культурой можно понимать все достижения человечества, то есть все,
что оздал человек на протяжении своего существования.

Конечно, все достижения человечества можно разделить на две большие
группы - материальные и духовные. Двигателем к созданию материальных
ценностей является потребность человека в них, то есть потребность в
комфорте, упрощении и облегчении труда. Совершенствование же духовной
сферы человеческой деятельности вызвано, в общем случае, стремлением
познать окружающий мир, постараться его понять, объяснить и отразить через искусство.

Хотя материальная и духовная стороны культуры находятся в органичном взаимодействии, особо следуетвыделить духовную, присущую именно человеку, наделенному душой и темсамым отличающемуся от животных.

Фундамент духовной культуры - мировоззрение человека, то есть его
представление об окружающем мире, его строении. Своеобразным стержнем
духовной культуры является религия. Под этим словом и понимают
мировоззрение и мироощущение, но основанные на вере.
К концу нашего века все пять миллиардов населения земли верят. Одни
верят в Бога, другие - в то, что Его нет. Вера всегда являлась важнейшей
частью мировоззрения человека. Она устанавливала своеобразные правила
поведения, определяла нормы, обычаи.

Современная наука полагает, что появление «человека разумного» относится
примерно к периоду, отстоящему от нас на 30-40 тысяч лет. И примерно к
тому же периоду относятся обнаруженные учеными наскальные рисунки и
предметы быта, уже подразумевающие наличие веры.

3.ИНДИВИДУАЛЬНОЕ И КОЛЛЕКТИВНОЕ БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ В СТРУКТУРЕ ЛИЧНОСТИ

Структура личности. Юнг предлагает представить психику человека в виде земного шара, выделяя при этом три слоя. На поверхности этого шара, подобно земной коре, располагается сознание человека. Под структурой сознания находится гораздо более обширный пласт забытых или подавленных личных воспоминаний, чувств, поведенческих моделей, который Юнг назвал личным бессознательным. Под ним заключено ядро психики -- коллективное бессознательное, заполненное древними образами и поведенческими реакциями, которые многократно повторялись в истории человечества.
Согласно представлениям Юнга, человеческая психика носит целостный характер и представляет собой единство взаимодополняющих и постоянно взаимодействующих друг с другом сознательных и бессознательных процессов.

Сознание и личное бессознательное Сознание для сторонников аналитической психологии -- это всего лишь одна из структур человеческой психики, которая включает в себя только то, что осознается человеком в каждый конкретный момент времени. Как замечает Юнг, «сознание способно нести весьма малое информационное содержание одновременно». Где же тогда находятся все впечатления человека, накопленные им в течение жизни? Для Юнга ответ на этот вопрос ясен -- в личном бессознательном человеческой психики. Личное бессознательное содержит персональные переживания человека, принадлежащие непосредственно самому индивиду, который может сделать их сознательными, то есть интегрировать в свое сознание. Личное бессознательное вмещает в себя конфликты и воспоминания, которые когда-то осознавались, но теперь подавлены и забыты; также в него входят и те чувственные впечатления, которым недостает эмоциональной яркости для того, чтобы быть отмеченными в сознании. Воспоминания и впечатления, хранящиеся в личном бессознательном, могут иметь как отрицательный, так и положительный эмоциональный заряд.

Юнг предлагает пример, иллюстрирующий связь сознательного и бессознательного аспектов мышления: «Приведем знакомый каждому случай, когда мы теряем мысль, забываем, что хотели сказать, хотя секунду назад слово «вертелось» на языке. Когда идея выскальзывает из нашего сознания, она, однако, не перестает существовать. Идея не исчезла, она стала подсознательной. Наше подсознание бывает занято множеством временно угасших образов, впечатлений, мыслей, которые продолжают влиять на наше сознательное мышление».

Развивая идею забывания (вытеснения), Юнг делит его на два вида: произвольное и непроизвольное.

Непроизвольное забывание -- психологический процесс, при котором отдельные осознанные идеи теряют свою энергию в результате переключения внимания, а мы сами как бы «оставляем в тени» своего сознания те вещи, о которых ранее думали. Забытые идеи пребывают под порогом сознания, как раз ниже порога памяти, -- откуда могут всплыть в любой момент, иногда даже после многих лет, казалось бы, полного забвения».
Произвольное забывание -- другой процесс, благодаря которому пополняется личное бессознательное человека. Такое забывание служит механизмом защиты и относится к неприятным и нежелательным воспоминаниям, с которыми память стремиться расстаться.
Кроме того, личное бессознательное включает в себя все впечатления нашей жизни независимо от того, попали ли эти впечатления в область нашего сознания. Человек обычно не испытывает большую часть тех ощущений, которые постоянно на него воздействуют, пока они не превышают некоего порогового значения. Между тем все ощущения -- звуки, запахи, визуальные образы, изменения температуры -- отмечаются нашими рецепторными системами и переносятся в область нашего личного бессознательного, минуя сознание.

Коллективное бессознательное. Понятия коллективного бессознательного и архетипа (как структурного элемента коллективного бессознательного) являются центральными в теории аналитической психологии К.-Г. Юнга, которую нередко называют также «архетипической психологией». В то же время эти два понятия являются основными для теории массовых коммуникаций (в том числе и рекламной коммуникации).

«Как сознание может исчезать в подсознании, так и новое содержание, никогда не находившееся в сознании, может появиться в подсознании. Можно почувствовать, что в сознании вот-вот появится нечто -- тогда мы говорим: «идея витает в воздухе» или «у меня нехорошее предчувствие». Открытие того, что подсознание -- не просто обиталище прошедшего, но и вместилище будущих психологических явлений и идей, находящихся в зачаточном состоянии, привело меня к новому взгляду на психологию... Кроме воспоминаний из далекого прошлого, из подсознания могут появиться совершенно новые мысли и творческие идеи, которые ранее никогда не посещали сознание», -- пишет Юнг.
Таким образом, в коллективном бессознательном отражены мысли и чувства, общие для всех людей и являющиеся результатом нашего общего эмоционального прошлого.

Содержание коллективного бессознательного не принадлежит одной личности, индивиду, а относится ко всему человечеству, этносу, народу, социальной группе. Но, вместе с тем (и это чрезвычайно важно для рекламной коммуникации), коллективное бессознательное включает в себя не только воззрения и установки людей, но и неличностные коллективные чувства и эмоции людей.

По мнению Юнга, мы рождаемся не только с биологической, но и с психологической наследственностью, которая в какой-то степени определяет поведение и опыт.

Фактически, в пределах коллективного бессознательного формируется своего рода «психофонд» человечества или нации, содержащий мифологические образы и легенды, эмоциональные переживания и психологические установки, присущие всему человечеству или отдельному этносу.

Существование коллективного бессознательного подтверждается многочисленными совпадениями деталей различных религиозных учений, аналогиями мифологических сюжетов и легенд народов мира, повторением образов и сюжетов произведений живописи разных эпох и направлений. Подобная схожесть прослеживается и в рекламном творчестве. При анализе и разборе подборок рекламных объявлений начала века, работ современных мастеров рекламы США и Японии, стран Западной Европы и Южной Америки, становится крайне заметным, насколько визуальные образы и эмоциональные аргументы, содержащиеся в них, перекликаются друг с другом даже в мелочах.

Аналитическая психология К.-Г. Юнга объясняет подобные совпадения, говоря о существовании всеобщей психологической взаимосвязи между представителями различных этносов и цивилизации разных континентов и эпох.

Подтверждение идеи коллективного бессознательного («всеобщей коллективной души»), Юнг нашел, анализируя тысячи сновидений своих пациентов.

Главный подход к бессознательному, согласно представлениям Юнга, осуществляется через анализ сновидений. Сновидения -- главное соединительное звено между сознательными и бессознательными процессами. Юнг пишет: «Сны образуют мост между присущими нам сознательными способами выражения мыслей и более примитивными, но и более яркими и образными, формами самовыражения». Иными словами: сон -- язык подсознания.

Юнг выделяет три основных функции сновидений: Компенсаторная функция играет важную роль в саморегуляции психологических процессов человека. Сновидения обнаруживают те аспекты человека, которые обычно не осознаются, они раскрывают бессознательные мотивации человека в различных жизненных (в том числе и конфликтных) ситуациях. В нашей сознательной жизни мы подвергаемся разного рода негативным влияниям, поэтому «общая функция сновидений заключается в восстановлении нашего душевного равновесия. Нам сниться именно то, что требуется для точной регулировки психологического баланса. Обучающая (игровая) функция заключается в том, что опыт, получаемый нами в сновидениях, также реален, как и тот, что мы получаем в повседневной жизни. В сновидениях мы испытываем те же самые чувства страха, печали, голода, жажды, что и в реальной жизни, но переживаемых в фантастической обстановке. Синтезирующая функция. Сновидение, по мнению Юнга, -- единственная психологическая функция, которая объединяет, с одной стороны, материал, поступающий в личное бессознательное из сознания, а с другой, материал, поступающий из глубин коллективного бессознательного.

4. ПОНЯТИЕ ОТЧУЖДЕНИЯ И МНОГООБРАЗИЕ ЕГО ФОРМ

Обычно человек либо подчиняется природе, ее разрушительным деструктивным силам, либо, напротив, стремится главенствовать над ней, сам выступая в роли разрушителя. Оба случая в равной степени ограничивают человеческую Свободу и нивелируют личностное начало в самом человеке. Существует порочный круг: деформированная психика, потерявшая связи со средой, деформирует среду, которая в свою очередь деформирует психику. Эта деформация сводится к отчуждению части эйкоса и эквивалентному омертвлению части личностных свойств.

Для решения как личностных, так и экологических проблем необходимо инициировать и поддерживать обратный процесс: совершенствующийся человек совершенствует природно-социальную среду, которая в свою очередь способствует совершенству Человека. Этому отчуждению противопоставляется освоение. Экологическую проблему нужно решать и в среде (Доме), и в Душе. Если сегодня более или менее понятно, как действовать в окружающей среде, то план преодоления внутриличностного экологического кризиса только намечается. Это задача экологической психологии.

Во всяком случае, вполне правомочно говорить о личностном кризисе как о кризисе экологическом. Имеет место, например, конфликт человеческого "Я" ("Я" концепции) с набором социальных ролей (то есть личности в узком смысле этого понятия). Личностный экокризис проявляется в целом ряде отклонений структуры (и, соответственно, поведенческих модусов), направленных на упрощение (облегчение) образа внешнего мира и деградацию мира внутреннего. Это и есть процесс прогрессирующего отчуждения.

Однажды отчужденное перестает быть существующим для субъекта, исчезает из его психологической реальности и как бы умирает. Перестраивается иерархия ценностей. Психический механизм избирательности внимания действует таким образом, что очевидное перестает быть видимым. Из реального мира выбрасываются целые фрагменты, их место немедленно занимают ложные мыслеобразы - химеры и иллюзии. Мир теряет целостность и становится все более иллюзорным и фрагментарным. К сожалению, для восстановления порванных связей необходимы уже специальные психотехнические средства.

Противоположный процесс - освоение есть очеловечивание мира (придание природно- социальной среде атрибутов субъекта), подключение природных сил к движению Разума к Гармонии, к Жизни. Чтобы способствовать освоению ранее отчужденного, необходимо создать ситуацию искусственной концентрации внимания на объекте отчуждения. Должно произойти что-то вроде инсайда или прозрения. Точнее, одновременно откровения, при котором внешний мир сам себя открывает, и открытия, при котором новое знание приходит извне при активном участии открывателя. Должна быть создана ситуация сверхзначимости прерванной связи с соответствующим эмоциональным подкреплением.

Философское понятие отчуждения и его преодоление у Маркса. Невозможно составить себе полное представление о деятельном, творческом человеке, который своими руками создает и осваивает предметный мир, без понятия "отрицание продуктивности", или "отчуждение". Для Маркса история человечества - это история постбянного развития человека и одновременно растущего отчуждения. По Марксу, социализм означает освобождение от отчуждения, возврат человека к себе самому, его самореализацию. Отчуждение, по Марксу, означает, что человек в своем освоении мира не узнает себя самого как первоисточник, как творца, а мир (то есть природа, вещи, другие люди и сам он) кажется ему чужим, посторонним по отношению к нему. Они, как предметы, ему противостоят, хотя могли бы быть созданы им самим. Отчуждение означает восприятие мира (и себя самого) пассивно, разорванно, в отрыве субъекта от объекта. В западной культуре идея отчуждения уходит корнями в ветхозаветные легенды о служении идолам; она же проявляется в заповеди: "Не сотвори себе кумира" . То, что в устах пророков называлось "служением идолам",- это не замена одного Бога многими божками. Идолы - это вещи, это творение человеческих рук, человек же преклоняет колени и молится вещам, то есть тому, что сам он создал своими руками. И в этом своем акте человек сам превращается в вещь. Он переносит атрибуты своей собственной жизни на созданные им вещи и, не видя себя в качестве творца, и к себе самому относится как к существу, зависящему от молитвы, как к игрушке в руках Божьих. Человек выступает как существо подчиненное, лишенное своих жизненных сил, богатства своих возможностей . В Ветхом завете сказано о безжизненности и пустоте идолов: "есть у них глаза, но не видят; есть у них уши, но не слышат..." (Пс.113). Чем больше человек возносит своего кумира, приписывая ему свою собственную силу и мощь, тем слабее он становится, тем сильнее его зависимость от идолов. Идолом может стать фигурка-талисман, икона или другое изображение Бога, церковь, государство, имущество. Служение идолам допускает изменение предмета поклонения. Это служение всегда есть обожествление того, во что сам человек вложил свое творчество и затем забыл об этом и воспринимает свой продукт как нечто стоящее над ним. Самые распространенные примеры отчуждения мы встречаем в языке. Если я выражаю словами какое-либо чувство, например говорю: "Я люблю тебя", то это слово должно быть указанием на реальность, на то, что во мне живет, то есть должно показывать силу моего чувства. Слово "любовь" произносится как символ факта любви; когда оно произнесено, оно имеет склонность к самостоятельности, становится реальностью. Я воображаю, что произнесение слова - это то же самое, что и переживание любви, ведь очень скоро я говорю это слово и уже ничего не чувствую, кроме мысли "любовь", которая словом этим обозначена. Отчуждение в языке иллюстрирует всю сложность проблемы отчуждения в целом. Язык - драгоценнейшее достижение человечества, и было бы безумием прийти к выводу, что во избежание отчуждения следует воздерживаться от разговоров.. Но при этом человек должен всегда сознавать опасность сказанного слова, угрозу того, что слово займет место живого переживания. И это же относится ко многим другим достижениям человечества: к идеям, искусству, различного рода вещам и любым рукотворным изделиям. Они - продукт труда. Человек - их творец, они нужны ему для жизни. И в то же время каждое из этих завоеваний - ловушка, если дело дойдет до того, что они способны стать в жизни самоцелью, коль скоро место жизни занимают вещи, место естественных переживаний - искусственность, место чувства свободы - подчинение. Мыслители XVIII и XIX вв. критиковали свои эпохи за возрастающую косность, пустоту и отсутствие жизни. Та же мысль о творчестве, которая встречается у Спинозы, Гегеля и Маркса, является краеугольным камнем и у Гете. В одной из бесед с Эккерманом Гете утверждает: "Божественность доступна лишь живому, а не мертвому; она проявляется в нарождающемся и изменяющемся, а не в остановившемся и застывшем. Поэтому в своем стремлении к божественному началу дух как разум-откровение имеет дело лишь с возникающими живым, а дух как разум-понимание имеет дело с уже устоявшимся и застывшим, но приносящим пользу". Подобную же критику мы встречаем у Шиллера, Фихте, а затем и у Гегеля и Маркса, который высказал общую мысль, что в его время существует истина без страсти и страсть без правды. Вся экзистенциалистская философия, начиная с Кьеркегора, по словам Пауля Тиллиха,- это вековое движение протеста против обесчеловечения человека в индустриальном обществе. И действительно, в атеистическом словаре понятие "отчуждение" эквивалентно слову "грех" на языке деистов: отказ человека от себя самого, от Бога в себе самом. Понятие "отчуждение" было внесено в философию Гегелем. Для него история человека была одновременно и историей человеческого отчуждения. В "философией истории" он писал, что то, к чему действительно стремится дух, есть осуществление его представлений, но пока это происходит, дух скрывает эту цель от своей сущности и, предаваясь этому отчуждению от себя самого, становится горд и доволен собой. Для Маркса, как и для Гегеля, понятие "отчуждение" базируется на разнице между сущностью и существованием, на том факте, что человеческое существование удалено (отчуждено) от его сущности, что человек в действительности представляет собой совсем не то, что он есть в потенции, или, иначе говоря, что он есть не то, чем он должен стать и чем может стать. Для Маркса процесс отчуждения происходит в труде и разделении труда. Труд для него - это живая связь человека с природой, сотворение нового мира, включая сотворение себя самого (разумеется, интеллектуальная деятельность, искусство, как и физическая деятельноеть,- также труд). Но с развитием частной собственности и разделением труда труд утрачивает характер выражения человеческих творческих сил. Труд и продукты труда приобретают самостоятельное бытие, независимо от воли и планов человека. "...Предмет, производимый трудом, его продукт, противостоит труду как некое чуждое существо, как сила, не зависящая от производителя. Продукт труда есть труд, закрепленный в некотором предмете, овеществленный в нем, это есть опредмечивание труда" . Труд становится отчужденным, ибо он перестает быть частью природы рабочего, и поэтому рабочий "в своем труде не утверждает себя, а отрицает, чувствует себя не счастливым, а несчастным, не развивает свободно свою физическую и духовную энергию, а изнуряет свою физическую природу и разрушает свои духовные силы". Поэтому рабочий только вне труда не чувствует себя оторванным от самого себя. Поэтому в процессе производства рабочий относится к своей "собственной деятельности как к чему-то чуждому, ему не принадлежащему. Деятельность выступает здесь как страдание, сила - как бессилие, зачатие- как оскопление, собственная физическая и духовная энергия рабочего, его личная жизнь (ибо что такое жизнь, если она не есть деятельность?) - как повернутая против него самого, от него не зависящая, ему не принадлежащая деятельность" . До тех пор, пока человек испытывает к себе такое отчуждение, одновременно и продукт труда превращается в "чуждую" ему силу, стоящую над ним. В это же самое время все его отношение к чувственному внешнему миру превращается в такое же отчужденное: человек воспринимает этот мир как чужой, враждебный, возвышающийся над ним. Маркс акцентирует два момента: 1.В процессе труда (и особенно в условиях капитализма) человек не сознает своих собственных творческих сил; 2. "Предмет труда есть поэтому опредмечивание родовой жизни человека: человек удваивает себя уже не только интеллектуально, как это имеет место в сознании, но и реально, деятельно, и созерцает самого себя в созданном им мире" . Даже среди социалистов по этому поводу бытует широко распространенное заблуждение относительно взглядов Маркса. Многие считают, что Маркс говорит преимущественно об экономической эксплуатации рабочего и о том факте, что его участие в присвоении продуктов производства не так значительно, как это должно быть, либо о том, что продукт вообще должен был бы принадлежать рабочему, а не капиталисту. Но, как я уже говорил, по мнению Маркса, коллективный капиталист, государство-капиталист, нисколько не лучше капиталиста-индивидуала. Даже равенство дохода здесь не является для Маркса первостепенным. Главное, что его волнует,- освобождение человека от такой формы труда, которая разрушает его личность, от такого труда, который превращает человека в вещь, который делает его рабом вещей. В данном вопросе Маркса, как и Кьеркегора, волновала проблема спасения личности. Его критика капитализма направляется не против способа распределения доходов, а против способа производства, против разрушения личности и обращения ее в раба (причем не капиталист превращает рабочего в раба, но и рабочий, и капиталист превращаются в рабов посредством тех вещей и обстоятельств, которые они сами создают). Маркс идет еще дальше: в процессе неотчужденного труда человек реализует себя не только как индивид, но и как родовое существо. Для Маркса, как и для Гегеля и других мыслителей Просвещения, каждый индивид олицетворяет собою вид, род, человечество в целом, универсального человека: развитие человека ведет, по их мнению, к развертыванию его неограниченных человеческих возможностей. Поэтому именно в переработке предметного мира человек впервые действительно утверждает себя как родовое существо. Это производство есть его деятельная родовая жизнь. Благодаря этому производству природа оказывается его произведением и его действительностью. Предмет труда есть опредмечивание родовой жизни человека: человек удваивает себя уже не только интеллектуально, как это имеет место в сознании, но и реально, деятельно, и созерцает самого себя в созданном им мире. Поэтому отчужденный труд отнимает у человека его родовую жизнь, его действительную родовую предметность, а то преимущество, которое человек имеет перед животным, превращается для него в нечто отрицательное, поскольку у человека отбирают его неорганическое тело, природу. Подобным же образом отчужденный труд, принижая самодеятельность, свободную деятельность до степени простого средства, тем самым превращает родовую жизнь человека в "средство для поддержания его индивидуального существования" . Маркс предполагал, что отчуждение имеет глубокую историю, но достигает своего апогея в капиталистическом обществе. И что рабочий класс - это наиболее отчужденный класс. Эта мысль исходит из предположения, что рабочий, не принимая участия в решениях, выступая придатком машины и попадая в зависимость от капитала, превращается в вещь (товар). Отсюда Маркс делал вывод, что "эмансипация общества от частной собственности и т. д., от кабалы, выливается в политическую форму эмансипации рабочих, причем дело здесь не только в их эмансипации, ибо их эмансипация заключает в себе общечеловеческую эмансипацию; и это потому, что кабала человечества в целом заключается в отношении рабочего к производству и все кабальные отношения суть лишь видоизменения и следствия этого отношения" . Еще раз следует подчеркнуть, что Маркс не ограничивал свою цель освобождением рабочего класса, а мечтал об освобождении человеческой сущности путем возвращения всем людям неотчужденного и, таким образом, свободного труда, об обществе, которое живет ради человека, а не ради производства товаров и в котором человек перестает быть уродливым недоноском, а превратится в полноценно развитое человеческое существо. Идея Маркса об отчуждении продукта труда содержится в "Капитале", в понятии "фетишизация товара". Капиталистический способ производства превращает отношения людей в отношения по поводу качества вещей, "отношения людей опредмечиваются" и это превращение составляет суть самой природы товарного производства. Это и не может быть иначе при таком способе производства, когда механизм производства приспосабливается к с л а б о с т и человека, чтобы затем с л а б о г о человека превратить в механизм. Отчуждение труда в современном производстве куда сильнее, чем во времена ремесленничества и мануфактуры, где человек сам использует орудия труда. На фабрике же рабочий служит машине. Раньше от него шло все движение средств труда и он сам должен был за ними следить, ибо в мануфактуре рабочие составляют звенья единого живого механизма. На фабрике существует один мертвый механизм, независимый от человека, а люди приставляются к нему, как живые винтики. Для понимания Марксовой концепции в целом чрезвычайно важно уяснить, в какой мере понятие отчуждения составляло всегда доминанту его сознания: в молодые годы (в "Экономическо-философских рукописях") и в зрелые годы, когда он писал "Капитал". Эту преемственность нетрудно доказать цитатами из обеих работ. Так, Маркс пишет: "Этот факт выражает лишь следующее: предмет, производимый трудом, его продукт, противостоит труду как некое чуждое существо, как сила, не зависящая от производителя. Продукт труда есть труд, закрепленный в некотором предмете, овеществленный в нем, это есть опредмечивание труда. Осуществление труда есть его опредмечивание. При тех порядках, которые предполагаются политической экономией, это осуществление труда, это его претворение в действительность выступает как выключение рабочего из действительности, опредмечивание выступает как утрата предмета и закабаление предметом, освоение предмета - как отчуждение" . И в "Капитале" Маркс пишет, что внутри капитализма как системы осуществляются все методы повышения производительности труда в общественном производстве за счет отдельного рабочего; все эти средства превращаются в средства подавления и эксплуатации производителя, они превращают рабочего в частичного человека, придаток машины... то есть отнимают у него его духовные, его творческие силы. Итак, роль частной собственности (в смысле собственности на капитал, покупающий наемный труд) и отчуждающая функция этой собственности были ясны Марксу еще в молодые годы. "...Частная собственность есть продукт, результат, необходимое следствие отчужденного труда, внешнего отношения рабочего к природе и к самому себе. Таким образом, к частной собственности мы приходим посредством анализа понятия отчужденного труда, т.е. отчужденного человека, отчужденной жизни" . Человек подчинен не только вещному миру, но и о б щ е с т в е н н ы е и политические обстоятельства, которые он сам создает, подчиняют его себе. Отчужденный человек, который верит, что он господствует над природой, становится рабом вещей и обстоятельств, беспомощным придатком в мире, который сам есть не что иное, как застывшее (опредмеченное) выражение его собственных сил. Для Маркса отчуждение в процессе труда - отчуждение от продукта труда и от условий труда - неразрывно связано с отчуждением человека от себя самого, от других людей и от природы. "Непосредственным следствием того, что человек отчужден от продукта своего труда, от своей жизнедеятельности, от своей родовой сущности, является отчуждение человека от человека" . Отчужденный человек не только чужд другим людям, он лишен человечности, как в естественном, природном, так и в духовном смысле. Такое отчуждение от человеческой сущности ведет к экзистенциальному эгоизму, которым Маркс определяет превращение человека в "средство своего индивидуального существования". В отчужденном труде человек лишается даже своего тела и окружающей природы, а также своего духовного "Я", себя самого как ч е л о в е ч е с к о г о существа. Здесь Маркс затрагивает кантовский принцип, который гласит, что человек всегда должен быть сам себе целью и никогда не может быть средством достижения цели. Но Маркс развертывает этот принцип дальше, утверждая, что человеческое существо не должно превращаться в средство не только чужих целей, но и даже в средство своего индивидуального бытия. Трудно более четко выразить разницу между взглядами Маркса и воззрениями коммунистов тоталитарного толка. Жизнь человека, по Марксу, не должна стать с р е д с т в о м даже его индивидуального бытия; ну а если человека рассматривают как средство обеспечения бытия класса, нации или с р е д с т в о государства? Тогда как? Отчуждение ведет к переоценке всех цейностей. Если человек считает высшей целью доход, труд и экономию, трезвость и прочее, он упускает из виду подлинно моральные ценности: богатство чистой совести, добродетели. В состоянии отчуждения каждая сфера жизни не связана с другими (экономика с моралью и т. д.). И это специфическая особенность царства отчуждения, где каждый вращается в кругу своей собственной отчужденности и никого не трогает отчужденность других людей (чужая боль). Маркс понял, что происходит с человеческими потребностями в мире отчуждения, и он с удивительной прозорливостью предсказал финал этого процесса, который стал очевиден лишь сегодня. В то время как в социалистических идеях главное значение должно иметь богатство человеческих потребностей и отсюда - новый способ производства и новые предметы производства являются новым подтверждением человеческой силы и новым обогащением человека как такового, в капиталистическом мире потребности не являются выражением скрытых человеческих потенций, это не ч е л о в е ч е с к и е потребности; при капитализме все обстоит совсем по-другому. "Каждый человек старается пробудить в другом какую-нибудь новую потребность, чтобы вынудить его принести новую жертву, поставить его в новую зависимость и толкнуть его к новому виду наслаждения, а тем самым и к экономическому разорению. Каждый стремится вызвать к жизни какую-нибудь чуждую сущностную силу, господствующую над другим человеком, чтобы найти в этом удовлетворение своей собственной своекорыстной потребности. Поэтому вместе с ростом массы предметов растет царство чуждых сущностей, под игом которых находится человек, и каждый новый продукт представляет собой новую возможность взаимного обмана и взаимного ограбления. Вместе с тем человек становится все беднее как человек, он все в большей мере нуждается в деньгах, чтобы овладеть этой враждебной сущностью, и сила его денег падает как раз в обратной пропорции к массе продукции, т. е. его нуждаемость возрастает по мере возрастания власти денег.- Таким образом, потребность в деньгах есть подлинная потребность, порождаемая политической экономией, и единственная потребность, которую она порождает.- Количество денег становится все в большей и большей мере их единственным могущественным свойством; подобно тому как они сводят всякую сущность к ее абстракции, так они сводят и самих себя в своем собственном движении к количественной сущности. Безмерность и неумеренность становятся их истинной мерой. Даже с субъективной стороны это выражается отчасти в том, что расширение круга продуктов и потребностей становится изобретательным и всегда расчетливым рабом нечеловечных, рафинированных, не естественных и надуманных вожделений. Частная собственность не умеет превращать грубую потребность в человеческую потребность. Ее идеализм сводится к фантазиям, прихотям, причудам, и ни один евнух не льстит более низким образом своему повелителю и не старается возбудить более гнусными средствами его притупившуюся способность к наслаждениям, чтобы снискать себе его милость, чем это делает евнух промышленности, производитель, старающийся хитростью выудить для себя гроши, выманить золотую птицу из кармана своего христиански возлюбленного ближнего (каждый продукт является приманкой, при помощи которой хотят выманить у другого человека его сущность - его деньги; каждая действительная или возможная потребность оказывается слабостью, которая притянет муху к смазанной клеем палочке; всеобщая эксплуатация общественной человеческой сущности, подобно тому как каждое несовершенство человека есть некоторая связь с небом - тот пункт, откуда сердце его доступно священнику; каждая нужда есть повод подойти с любезнейшим видом к своему ближнему и сказать ему: милый друг, я дам тебе то, что тебе нужно, но ты знаешь conditio sine qua non , ты знаешь, какими чернилами тебе придется подписать со мной договор; я надуваю тебя, доставляя тебе наслаждение),- для этой цели промышленный евнух приспосабливается к извращеннейшим фантазиям потребителя, берет на себя роль сводника между ним и его потребностью, возбуждает в нем нездоровые вожделения, подстерегает каждую его слабость, чтобы затем потребовать себе мзду за эту любезность" . Чем беднее человек становится как человек, тем выше его потребность в деньгах, чтобы справиться с враждебными ему существами; а власть его денег находится в обратно пропорциональной зависимости к массе предметов производства; это называется так: его потребности растут по мере того, как прибывает сила денег. Потребность в деньгах, таким образом, есть единственная действительная потребность, как результат экономических законов, и эта единственная потребность все больше становится их главным и единственным мерилом. Человек, подчиненный своим отчужденным потребностям,- это уже не человек ни в духовном, ни в телесном смысле... это всего лишь самодеятельный и сознающий себя товар . Этот человек-товар знает только один способ отношений с внешним миром: когда он его имеет и потребляет. Чем больше степень его отчужденности, тем больше потребление и обладание становятся смыслом его жизни. "Чем ничтожнее твое бытие, чем меньше ты проявляешь свою жизнь, тем больше твое имущество, тем больше твоя отчужденная жизнь..." "И подобно тому как промышленность спекулирует на утонченности потребностей, она в такой же мере спекулирует и на их грубости, притом на искусственно вызванной грубости их. Поэтому истинным наслаждением для этой грубости является самоодурманивание, это кажущееся удовлетворение потребности, эта цивилизация среди грубого варварства потребностей" . История внесла лишь одну-единственную поправку в Марксову концепцию отчуждения: Маркс думал, что рабочий класс - это самый отчужденный класс и потому освобождение от отчуждения должно обязательно начаться с освобождения рабочего класса. Маркс не мог предвидеть масштабов массового отчуждения, которое охватило большую часть человечества; тем более он не мог предвидеть, что настанет день, когда огромная (и все возрастающая) часть населения попадет в зависимость не от машин, а станет объектом манипулирования со стороны других людей и их символов. Например, служащий, посредник, представитель фирмы, менеджер сегодня - это же люди еще более отчужденные, чем профессиональный рабочий. Деятельность рабочего еще в какой-то мере является выражением его личных способностей (ловкости, надежности и т. д.), и у него нет необходимости продавать свою личность: свою улыбку, свое мнение и т. д. Людей, манипулируемых символами, только за то и берут на работу, что они "привлекательны внешне", податливы, коммуникабельны и удобны для манипулирования. Они в прямом смысле могут быть названы словом "человек-система, организованный человек", их идеалом является их предприятие. Что же касается потребления, то здесь нет разницы между чернорабочим и представителем бюрократии. Они все одержимы одной страстью: новых вещей, страстью понукать, приобретать и потреблять. Они все - пассивные потребители, обессиленные и повязанные теми самыми вещами, которые служат удовлетворению их неестественных потребностей. Они не состоят в творческих отношениях с миром; они поклоняются вещам и машинам, которые производят эти вещи,- и в этом отчужденном мире они чувствуют себя заброшенными и чужими. И хотя Маркс несколько недооценивал роль бюрократии, в целом его общая характеристика этого слоя абсолютно верна. "Производство производит человека не только в качестве товара, не только человека-товар, человека с определением товара, оно производит его, сообразно этому определению, как существо и духовно и физически обесчеловеченное" . Маркс едва ли мог предвидеть, до какой степени становимся мы рабами вещей и обстоятельств, созданных своими руками; однако его пророчество сбылось сегодня полностью, неоспоримым доказательством чего является тот факт, что все человечество сегодня попало в плен ядерного оружия, которое также явилось когда-то продуктом рук и мыслей человеческих. Человек является также пленником политических институтов, которые сам же он создал. И сегодня запуганное человечество со страхом ждет, удастся ли ему спастись или оно все равно попадет под иго созданных им вещей, либо окажется жертвой слепых и бездумных бюрократов, которых сами же люди поставили над собой.

Страницы: 1, 2